Великий герцог Мекленбурга. Иван Оченков

пана Теодора. Наконец, когда молчание стало совершенно тягостным, воевода заговорил:

      – Вы хотели поговорить, пан герцог?

      – Да, я полагаю это необходимым. Любезнейший пан Карнковский, я очень рад обществу вашему и вашей очаровательной дочери, и мне будет крайне печально расстаться с вами, однако обстоятельства таковы, что я имею крайнюю нужду в деньгах. Вы как-то просили меня назначить выкуп за вас и вашу дочь, обязуясь выплатить его со всей возможной поспешностью, не так ли? – Дождавшись утвердительного кивка собеседника, я продолжил: – Я решил исполнить вашу просьбу и полагаю достойной сумму в сто золотых венецианских цехинов. Что скажете, пан?

      – Сто цехинов? – пробормотал пан Теодор. – Это на злотые будет…

      – Вы меня не поняли, пан воевода! Я не желаю ни злотых, ни талеров, ни московских рублей. Я хочу непременно сто венецианских цехинов.

      – Боже, но где же я их возьму? Во всей Литве у всех жидов может не сыскаться сотни таких редких монет!

      – Что за беда? Поезжайте в Краков, в Варшаву, да хоть в саму Венецию.

      – Но моя дочь!

      – А что ваша дочь? Возьмите панну Агнешку с собой, девочке будет полезно повидать мир.

      Дерптский воевода смотрел на меня во все глаза, стараясь уразуметь, чего мне от него нужно. Наконец в его глазах появился проблеск понимания.

      – А моя свояченица с дочерью?

      – Бог с вами, пан Теодор! Любезная госпожа баронесса не пленница моя, а гостья, и вольна выбирать – оставаться здесь, или вернуться в свой замок, или же отправиться с вами. В подвалах крепости еще довольно ваших бывших подчиненных, выберите себе по вкусу несколько человек в качестве регимента и свиты да отправляйтесь с богом.

      – Почта, – машинально поправил меня воевода.

      – Что? Ах да, на польском свита будет почтом. Как угодно, соберете себе почт – и проваливайте.

      – Так вы хотите…

      – Вам нет никакого дела до того, чего я хочу! Все, что вам надо, – это побыстрее убраться отсюда, раз уж вы не научили вашу дочь выбирать себе ровню.

      – Пан герцог! – вскричал воевода. – В Польше всякий шляхтич равен королю!

      – Да ладно! Эти сказки вы будете рассказывать другим шляхтичам на сейме, любезный пан, но не мне и не сейчас. Скажите, как велики для вас шансы выдать панну Агнешку за кого-нибудь из семейства Радзивиллов?

      – Радзивиллы – богатый и знатный род, – сник пан Теодор.

      – Вот-вот, а по сравнению со мной Радзивилы никто и звать никак, несмотря на то что император Фердинанд полсотни лет назад признал их князьями империи. И это не упоминая о том, что я женат, и не на ком-то, а на принцессе и двоюродной сестре вашего короля, если вы забыли. Так что, любезный пан, давайте прекратим этот пустой разговор, а то ведь я и передумать могу.

      Через три дня я встретился с перновским каштеляном Петром Стабровским. Польский военачальник полагал, что мы будем обсуждать оставление Дерпта, но, к его удивлению, я завел речь о пане Карнковском и его семье.

      – Пан герцог,