Ничья земля. Книга 2. Ян Валетов

сказал Кручинин. – Приезжай, Умка. Я не знаю, что делать. Приезжай побыстрее.

      Сергеев стоял в очереди на паспортный контроль, прижимая трубку мобильного плечом к уху. Руки были заняты сумкой, молния на которой категорически отказывалась закрываться.

      – Сашка? – удивился Сергеев и едва не уронил телефон, но успел подхватить его на лету. – Ты? Рад тебя слышать, дружище… А что с голосом? Слушай, Вязаный, ты что – опять напился?

      – Да трезвый я, трезвый! – огрызнулся Кручинин и откашлялся. – Я в завязке, ты же знаешь!

      Одно время, после возвращения с острова Свободы, Кручинин начал крепко попивать. Сразу после выхода из госпиталя он приспособился уходить в пике на пару дней в месяц. В крутое пике, которое оканчивалось поиском зеленых человечков на балконе и врагов Отечества в канализации. Пил Сашка жестоко, стуча новыми фарфоровыми зубами о край стакана, словно старался запить что-то, ставшее поперек горла. Сергеев помнил, как умер Чичо, и ему не надо было объяснять, вкус чего ощущает Кручинин на своих губах.

      Плохо было не только то, что Сашка имел все шансы стать настоящим алкашом, но и то, что по состоянию здоровья пить ему было категорически нельзя.

      Раньше его успокаивало мерное постукивание вязальных спиц. Теперь же он и не вспоминал о былом увлечении. Он пытался убить память алкоголем, а умирало от этого тело. После выпивки его шрамы воспалялись, начинали краснеть и зудеть вспухающие на теле крученые шнурки рубцов. Если запой продолжался несколько дней, шрамы «мокрели», начинали превращаться в язвы, а учитывая, что особенно тяжелые рубцы располагались у Кручинина в паху, то он становился совершенно недееспособным, лежал, стеная, широко раскинув ноги, между которыми покоился шар раздутой воспалением килы. В эти моменты он пить переставал, потому что не мог.

      В вены его были вставлены трубки, по ним тек в жилы Вязаного сорбент, а когда сорбент становился бессилен, полумертвого Сашку подключали к аппарату гемодиализа, и кровь его очищалась на некоторое время, циркулируя через трубки и мембраны.

      Выйдя из больницы, он ел ложками сахар и клялся никогда больше не пить, но через месяц все повторялось снова. О том, что Сашка обязательно сорвется, что с ним не делай, знали все. Но помещать его в клинику насильно никто не хотел, а лечиться добровольно Вязаному и в голову не приходило. Он не считал себя больным, и на все уговоры только отмахивался от доброхотов.

      Дайвер возился с ним, как с родным сыном, но даже его терпения порой оказалось недостаточно. Срыв следовал за срывом. Кручинин не успевал выйти из одного запоя, как падал в следующий, более глубокий. Сергеев видел, как Сашка превращается в кусок мяса на глазах у всех, и вспоминал, как они вместе с Вязаным ковыляли по джунглям, опираясь друг на друга. Кручинин и сейчас мог легко на него опереться. И на него. И на Дайвера. И на многих других, пока еще живых товарищей по оружию. Но не хотел.

      А потом резко, в один день, все кончилось.

      Безо всяких видимых причин.