Чудесное наследство. Книга 4. Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий

немного скис, но вскоре новая идея влетела мне в голову, и я вновь оживился.

      – Да, дядюшка, ты прав! Поэтому второго серого мышонка мы назовем «Сахарком»!

      – Пожалуйста, – снова хмыкнул ехидный пуппетролль. – Хотя он, конечно, далеко не сахар…

      Я пропустил ироничное дядюшкино замечание мимо ушей и весело проговорил:

      – А по сему торжественному случаю неплохо бы устроить небольшой праздник! В честь трех именинников!

      Как ни странно, Кракофакс с моим предложением согласился.

      – Все-равно придется вечером их снова кормить, – сказал он с легкой грустинкой в голосе. – Так хоть будет какой-то для этого повод!

      Глава третья

      Дядюшка сдержал свое слово и вечером накрыл два праздничных стола: один для себя и меня, а другой для мышат – на тумбочке, неподалеку от нас.

      – А ты, Кнедлик, обойдешься и так, – сказал Кракофакс, обращаясь к невидимке-псу. – Предоставляю тебе полную свободу выбора: можешь сидеть под столом, а можешь лечь рядышком с нашими стульями.

      – Главное, почаще напоминай о своем присутствии, – посоветовал я четвероногому другу. – И тогда тебе тоже перепадет немало угощений!

      – Спорный вопрос, но не будем его сейчас обсуждать, – буркнул недовольно дядюшка. И, потирая ладошки, вдруг весело скомандовал: – Прошу приступать к пиршеству! А то еда может остынуть!

      Мы – а дядюшка так самый первый! – кинулись выполнять этот приказ. Минут десять или пятнадцать в нашем жилище слышались только позвякивание ножей и вилок, тихое сопение двух пуппетроллей, довольное урчание собаки и сердитое попискивание мышат. Но наконец эти звуки стали потихоньку угасать и вскоре наступила умиротворенная тишина.

      – Странно, почему наши мышатки молчат и не разговаривают? – спросил я дядюшку, который сумел в одиночку лихо расправиться с огромным горшочком тушеной капусты и теперь праздновал свою победу над ним, блаженно улыбаясь и тихо икая. – Пикник, их папаша, прекрасно изъяснялся по-гнэльфски!

      – Что правда, то правда: говорил он за троих! Надеюсь, что именно за этих…

      Дядюшка в очередной раз тихо икнул и ткнул пальцем в сторону тумбочки.

      Услышав его слова, Везунчик на секунду оторвался от еды и лукаво посмотрел на старого пуппетролля:

      – Вынужден вас огорчить, хозяин, но не все надежды сбываются! Потерпите, придет час и для сердечной беседы!

      – Будем надеяться, что этот час не станет для меня последним! – прошептал несчастный старик и горестно закрыл лицо ладонями.

      – И что он так расстроился? – спросил меня Сахарок. – По-моему, мы не давали для этого никакого повода.

      – Грустить можно и без всякой на то причины, – объяснила брату Лакомка. – Судя по всему, господин Кракофакс – жуткий меланхолик.

      – Господи, да откуда они слов таких набрались?! – взвыл мой дядюшка, хватаясь обеими руками за голову. – И главное, когда?! Ведь им от роду недели две – не больше!

      – Уже две с половиной, – гордо поправил Кракофакса