Дневник невестки. Соня Дивицкая

сына. Чаще всего эти женщины не замужем. Они ревнуют сыновей к невесткам, у них любая будет недостойной дурой. Сын – их единственный мужчина. Но не настолько они великодушны, чтобы жить материнской любовью, им непременно нужно у своего ребенка вырвать дозу мужского внимания. И ни одна никогда не признается в этом, ни одна.

      Подруг своих великодушных я не понимаю. Зачем они терпят свекровь-извращенку? Как можно тратить единственную жизнь на чужие сексуальные игрушки? Ведь это секс! Вся беготня вокруг сыночка – это обычный сублимированный инцест, в котором свекровь-маньячка ни за что не признается, но именно такая мать заглядывает в комнату молодоженов без стука. Ей надо сунуть нос к сыночку в плавки, обязательно. И что получается? Мама трансформирует свою сексуальность в материнскую заботу, невестка от безысходности сублимирует в скандалах с мамой, а сынок очень часто в таких семейках просто не тянет. В итоге по накалу страстей отношения невестки со свекровью превосходят отношения той же невестки с ее собственным мужем.

      Увы, это не лечится. Поэтому если ваша свекровь завизжала – просто отойдите подальше. Не мешайте маме наслаждаться. Пусть отрывается, как может.

      И тогда Антон заявил:

      – Потому что своих собак вы любите больше, чем детей. Раз так, я буду жить в вольере, как собака.

      Роза ничуть не удивилась. Ей уже приходилось слышать фразочку, что собак она любит больше детей, от своей же свекрови.

      – Мы тебя лю-ю-ю-бим. – Она улыбнулась. – Сыно-о-ок, выходи.

      Антон не ответил, даже не повернулся. И что? Что делать маме в такой ситуации? Моя бы стала штурмовать вольер, моя могла бы перегрызть решетку… Другое дело Роза. Роза Михална нюни разводить не стала, вздохнула только:

      – Как знаешь, детка, как знаешь… Ты уже мальчик большой.

      Волноваться было не о чем: ребенок дома, на глазах, живой-здоровый. Он продолжает убирать вольеры, кормить собак. И сам не голодает – вон какие в саду растут чудесные большие груши!

      Дни стояли теплые, ночи тоже, Антон спокойно спал на воздухе, завернувшись в старый туристический спальник. И ему действительно никого не хотелось видеть и не хотелось никому показывать свои зареванные красные глаза.

      А как же было не поплакать? Мы все рыдали по своим собакам, до самых свадеб, до рождения собственных детей. Мы все заводили щенков приблизительно в одно время, лет в пятнадцать-шестнадцать. У меня появился ньюф, у Антона борзая, у Вероники ротвейлер (он ей вполне подходил). И мы носились со щенками как ненормальные, потому что собака была единственным источником нашего чувственного самовыражения.

      Тут все понятно – возраст. Мы выросли, родители нас перестали брать на ручки, мы оказались в холоде, а тут вдруг теплая собачья шерсть… Кого обнять? Собаку. Кого погладить? Песика, кого ж еще! Собаки на нас не орали, всегда нам радовались… В общем, это была компенсация любви. Нам хотелось, чтобы кто-то полюбил нас точно так же, как собака – без вопросов и навсегда. А пока желающих не было, мы принимали своих щенков слишком