Мы всем здесь надоели. Натиг Расулзаде

по руке, сам не понимая, что именно, позабыв, что подобное узнавание может произойти только сердцем, а не умом, не головой. Он рассказывал ей о годах, проведенных вдали от неё, и это было что-то вроде короткого отчета, и ему было приятно, что она так внимательно слушает его, не перебивая, и во взгляде матери он видел сочувствие всему, что с ним произошло.

      – Вот, мама, такие дела… – подытожил Эмин свой короткий рассказ. – Уехал, мне было под сорок… Семью не создал. И теперь я один через столько лет, только ты у меня…

      – У тебя есть сестра, – напомнила старуха и, немного помолчав, просительно добавила. – Не держи на неё зла…

      Она говорила сейчас как вполне нормальный человек, и это радовало Эмина, и он с удовольствием с ней разговаривал.

      – Что ты, мама, – сказал он. – Я понимаю. У них самих тяжелое положение. Муж её без работы. Я им помогу.

      – Плохо тебе там было? – вздохнула мать.

      – В тюрьме – конечно… Как бы адвокат ни старался, отсидеть все-таки мне пришлось. Потом, после тюрьмы мне помог один человек, я многим ему обязан, и меня после отсидки не отослали, не депортировали. Я стал работать с ним, с моим боссом. Потом открыл свой бизнес, быстро стал на ноги, у меня все получалось. Правда, с непредвиденным опозданием, но что поделаешь, это судьба… Стал прилично зарабатывать, платил налоги. Одним словом – раскрутился. Теперь я нашел здесь в своем городе компаньонов и переношу бизнес сюда, буду жить здесь, мама, с тобой, я позабочусь о тебе, ты теперь ни в чем не будешь нуждаться. – Эмин рассказывал матери историю своей жизни вдали от дома очень кратко, не вдаваясь в подробности, которые ей были бы неинтересны, он рассказывал просто потому, что считал своим долгом донести до неё тот период жизни, о котором она не знала, и в то же время будто подводил итоги всего, что случилось до сих пор.