Таежная вечерня (сборник). Александр Пешков

марево. Лишь вблизи было видно, как отдельные снежинки проскальзывают на землю сквозь лапник и бурелом, будто мука через сито.

      Весь день гостья проспала, отказываясь от еды и не отвечая на его расспросы. Но вечером сама предложила помыть посуду.

      – А как ты окликнула меня вчера? – Он старался не смотреть на девушку, чтобы не смутить ее или не растеряться самому.

      – Не помню, – хрустели мокрые бока кружек.

      – Ты же не знала меня раньше…

      – Слышала.

      – А что про меня говорят?

      – Я спросила: где твоя медведица?

      Саня подумал, что медведица теперь уж точно легла и укрыта пушистым снегом. Он засмеялся:

      – Я думал, и ты всю зиму проспишь!

      Девушка смотрела на него спокойно и почти равнодушно, будто была из обычных туристок, которая прибирала посуду, прежде чем уйти в поход.

      Звали ее Катя. Все имущество на ней было: бордовое платье, кожаная куртка и мамины выходные туфли. Белые… Красиво они смотрелись на белом снегу! Когда она сняла куртку, Соловей разглядел ее фигуру. Была в ней не то чтобы склонность к полноте или широкая кость, но скорее предзимний жирок, особая меховая аура – мягкая, гибкая, искристая. Русая толстая коса и густая челка, под которой открывалась на лбу легкая испаринка. На щеках румянец; когда она приходила с реки, зардевшись при подъеме, то даже тени под глазами казались темно-вишневого цвета. По утрам, после умывания, лицо Кати становилось молочно-розовым, и только на носу оставалась малиновая лоснящаяся полоска поверх маленькой горбинки.

      Однажды она сидела в кухоньке и разглядывала закопченные книги на полке: Есенин, Шукшин, Рубцов. Вдруг из-за фанеры на стене мелькнул темный жгутик, потом раздался резкий корябающий звук, и что-то живое свалилось вниз, угодив в помойное ведро. Катя взвизгнула.

      – Жаль, Машка спит! – воскликнул Саня. – Вот бы позабавилась!..

      Представив с улыбкой, как его подруга фыркает на мышь в ведре, он решил, что само собой нашлось имя для медведицы. Потому что у него теперь было две особы женского пола.

      Появление Кати изменило его жизнь. Саня начал как-то охорашиваться, больше суетиться. И это не нравилось ему.

      За окном стояла хмарь.

      Первые зимние дни тянулись долго. Громко отстукивал минуты железный будильник. Саня неспешно строгал топорище и следил с какой-то придирчивостью за движениями девушки.

      На стекле отражался оранжевый язычок свечи, будто из-под снега пророс острый стебелек кандыка.

      Катя взяла с книжной полки фотографию мальчика лет двенадцати:

      – Сынок твой?

      Саня сел на корточки перед печкой, чувствуя, как заныл на ладони старый ожог:

      – Мой.

      – И кровь не зовет?

      – Не знаю. У меня своя кровь, таежная…

      Катя смотрела грустно, по-женски угадывая что-то:

      – Видимо, на мамку похож!..

      Вишневые круги под ее глазами стали шире:

      – Какая уж там кровь-то? Нельзя одному жить! – сказала так, будто собиралась