Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзорского. Эндрю Мортон

секс-символом современной эпохи: задумчивый взгляд принца Уэльского украшал тумбочки и стены общежитий тысяч девочек и девушек по всей Британской империи. Он приносил лишь головную боль своему суровому отцу, королю Георгу V, но принц Эдуард – или просто Дэвид в кругу семьи, – был бесспорным любимцем империи.

      Даже республиканская Америка пала перед чарами настоящего героя войны, который обладал актерской внешностью. Журналистка Адела Роджерс Сент-Джонс, которая брала интервью у голливудских звезд, была столь ярой его фанаткой, что хранила фотографию принца в серебряной рамке на своем туалетном столике. «Каждая девушка в Америке мечтала станцевать с ним», – вспоминала она. В течение следующих нескольких лет он пытался угождать этой прихоти.

      Сравниться с неотразимым шармом будущего короля-императора в 20-е годы могла бы только лишь звезда немого кино Рудольф Валентино, чья соблазнительная игра в фильмах «Шейх» и «Кровь и песок» превратила бывшего уборщика посуды во всемирно известного сердцееда.

      Его лицо было повсюду: на пачках сигарет, в журналах светской хроники и ежедневных газетах, каждое его публичное появление было освещено в Pathе́ News и показано на местном телеканале Roxy. Появление принца Уэльского заставляло женские сердца трепетать, а матерей сжимать кулаки в надежде, что их дочь станет его избранницей. Мужчины копировали его изящное чувство стиля: принц Уэльский популяризировал одноименную ткань в клетку, которую впервые стал носить его дедушка, король Эдуард VII. Стоило ему появиться в одном из пуловеров с жаккардовыми узорами, как фабрики начинали работать сверхурочно, чтобы справиться со спросом на такой же пуловер.

      Однако его привлекательность таилась не только в его вездесущем присутствии в печатных изданиях. В отличие от своих прародителей: неулыбчивой королевы Виктории, надменного Эдуарда VII и его строгого отца, короля Георга V, было в нем что-то мягкое, даже дружелюбное. Он выглядел более человечно, чем остальные, почти уязвимым. Возможно, всему виной его чистая, мальчишеская внешность или его худощавое телосложение, которое принесло ему прозвище «маленький мужчина» – так его называли за спиной. Скорее всего, многих интриговала печаль, которая скрывалась в его обеспокоенных, грустных глазах. Если глаза – это действительно зеркало души, то перед нами был молодой человек в муках. В его взгляде было то, что лорд Эшер назвал мировой скорбью, мрачным признанием мира, каков он есть, а не каким он должен быть. Это был взгляд человека, который видел больше печали и страданий, чем выпадало на долю обычных людей. Такой взгляд был у вернувшихся солдат, переживших ужасы окопов. Он был символом, он был мостом между измученными войной миллионами людей, которые до сих пор цеплялись за быстро угасающую стабильность в мире на пороге ужасов 1914 года, и беспокойным будущим, где был подъем национализма, наступление рабочего класса и отступление аристократии.

      Премьер-министр в военное время, Ллойд Джордж, инстинктивно признал, что принц был самым ярким драгоценным