Франсиско Суарес о речи ангелов. Франсиско Суарес, SJ

или мысль стали внятны другому. Ибо только через такое воление для другого ангела становится явным то, что прежде было сокрытым, а потому благодаря сотворенным одновременно с ангелом интенциональным формам[30] он тотчас может это усмотреть, чего достаточно для речи. Таким образом, согласно этому суждению, такая ангельская речь сама по себе содействует слушанию со стороны другого тем, что просто устраняет препятствие. Таково мнение Капреола, комм. к книге 2 «Сентенций», дист. 11, вопр. 1, где он подробнее всего разъясняет это в выводе 3 и в ответах на аргументы. Далее идут Каэтан, комм. к первой части «Суммы теологии», вопр. 107, арт. 1, и многие современные томисты. Такое же суждение приписывают обычно Александру Гэльскому, часть 2 «Суммы», вопр. 27, раздел 6. Правда, в указанном месте он лишь утверждает, что ангельская речь совершается посредством жестов, и заявляет, что эти жесты не есть нечто отличное от понятия говорящего ангела, как направленного волей к другому ангелу. Но каким образом эти жесты становятся известными другому, он там не объясняет и не отрицает, что говорящий ангел нечто напечатлевает в слушающем. А каково суждение Александра в другом месте, мы скажем ниже. Ссылаются также на Бонавентуру, кн. 2 комментария к «Сентенциям», дист. 10, вопр. 1, и яснее всего это мнение видится выраженным в ответе на предпоследний аргумент. Однако при внимательном прочтении оказывается, что Бонавентура учит противоположному, что я покажу ниже. Так же считает Альберт, ибо в поддержку этого мнения ссылаются также на часть вторую, тракт. 9, вопр. 35, арт. 2 «Суммы теологии»[31]. Но он высказывается в указанном месте столь многословно и темно, что невозможно понять его мысль, а потому я не буду ее разбирать.

      13. На чем основывается это второе объяснение, или что им предполагается. – Такое объяснение, или мнение, предполагает, во-первых, что в сугубо естественном порядке вещей, к которому принадлежит речь, один ангел ничего не может произвести в интеллекте другого. Во-вторых, оно предполагает, что ангел обладает врожденными интенциональными форами (species), посредством которых он способен понимать эти акты, если они не скрыты от собеседника. В-третьих, оно предполагает, что эти акты скрыты, пока говорящий не пожелает сделать их явными для другого, ибо отсутствие такого желания есть своего рода завеса, их скрывающая. Отсюда делается вывод, что речь осуществляется одним лишь действием воли говорящего ангела, так как посредством него он направляет свой акт к другому и устраняет препятствие, скрывавшее этот акт от другого. Каэтан подтверждает это тем, что акт, принявший от такого действия воли направленность к другому ангелу, принадлежит тому, к кому направлен; следовательно, этого достаточно, чтобы он мог быть познан этим другим ангелом: ведь любой ангел способен познать то, что принадлежит ему.

      14. Указанное придание направленности иначе объясняет Дуранд. – Этому мнению, казалось бы, следует Дуранд, кн. 2 Комментария к «Сентенциям», дист. 11, вопр. 2, пар. 12, но смысл его речи

30

Так как ангелы, не имея чувственного аппарата познания, не могут получить интенциональные формы (species) от самих вещей, они, как считалось, снабжены всем возможным запасом species вещей с момента сотворения. При встрече с соответствующей вещью дремлющая в них species активизируется и становится началом познания этой вещи.

31

Albertus Magnus. Opera omnia. Paris: Borgnet. T. 32. 1895. P. 379–381.