Свергнутая с небес. Анна Данилова

я не повар, я работаю с Крымовым. Просто люблю готовить. Вам бы крупно повезло, если бы я был вашим мужем…

      – Ну уж нет, замуж я не собираюсь… Да и вы просто так сказали… – Она покраснела. – А знаете, я согрелась… И пахнет здесь так вкусно вашим рулетом… Везет же Крымову…

      – А откуда вы знаете про Крымова?

      – Мне в Питере дали ваши координаты, одна его хорошая знакомая… Сказали, что мне лучше всего обратиться к нему или Земцовой. Но я нисколько не жалею, что поговорила с вами, тем более что вы все равно записали весь наш разговор… Я же видела, как вы включали что-то под столом. Я внимательная. – Она улыбалась.

      Василий, нисколько не смущенный ее словами, вышел из кухни и заглянул в кабинет, где спал Крымов.

      – Подъем! – громко шепнул он, боясь, что его услышит не в меру внимательная посетительница. – Вставай… И буди Шубина. Дело есть на три тысячи евро. Да и обедать пора.

      Крымов повернулся к Василию и, не открывая глаз, блаженно улыбнулся.

      – Хорошо пахнет, Василий… Ты бы принес сюда поесть…

      – Там девушка… прилетела из Питера. Красотка, между прочим. Сидит на кухне и ест черный хлеб. Тебя спрашивает. Что ей сказать, что ты спишь?

      Крымов нехотя поднялся, одернул джинсы, свитер.

      – А что там у нее случилось?

      – Дядю отравили.

      Глава 2

      Они общались по Интернету в он-лайне – Крымов и Земцова. Это было как наркотик, как свежий воздух, без которого он задыхался в скучном и тесном Саратове, а она переживала не самые веселые дни своей жизни в Париже. Крымов предложил ей установить видеокамеры, чтобы они могли видеть друг друга, но она отказалась. Не захотела, чтобы Крымов видел ее возле компьютера в кабинете, куда она приходила, как правило, ночью, в пижаме, уже после того, как они с Патриком (так звали ее последнего мужа) либо скажут друг другу «спокойной ночи» и разойдутся по своим спальням, либо проведут вместе супружеские полчаса. Ей казалось, что Крымов увидит всю ее парижскую жизнь, отраженную в ее глазах, отпечатанную на ее губах и теле… Да, у нее, помимо Патрика, был любовник, молодой парень двадцати пяти лет, его звали Мажимель, но она не считала их отношения серьезными, несмотря на то что они встречались довольно часто, примерно три раза в неделю. Однако именно после свидания с Мажимелем она испытывала угрызения совести перед Крымовым, и в те часы их интернетовского общения, когда он расспрашивал ее о том, как она провела день, Земцова лгала ему, сочиняя на ходу, где и как проводила время, или же преподносила своему бывшему мужу гладкую и красивую, заранее придуманную сказочку о проведенных ею в полном одиночестве часах… До рези в глазах она вчитывалась в бегущие на экране буквы – так Крымов пытался войти в ее замкнутую, запаянную со всех сторон жизнь с Патриком и Мажимелем, так хотел просочиться в ее душу и завладеть ее телом. Но если то, что называется душой, и трепетало при появлении на экране новых слов, признаний в любви, тщетных, хотя и трогательных попыток вернуться в ее мир, то тело ее становилось все более равнодушным.