Первый из пяти. Виктория Волкова

этот день заканчивался, одно за другим все три светила устремились за горизонт, озаряя город, лежавший у подножия гор, нежно-розовым светом. Из огромных окон гостиной моей сестры открывался потрясающий вид на Алленчаазе, столицу Трезарианской республики. Даже представить трудно, что примерно сто лет назад здесь находились ядовитые болота, рифы и лес, а воздух кишел смертоносными микробами. Сейчас внизу простирался современный мегаполис: построенные из квирина дома переливались цветными бликами, длинные пешеходные улицы подвесных мостов соединяли воедино все части Алленчаазе. В поисках стоянки над городом кружили рутьеры и летающие кони: с наступлением темноты любые полеты строжайше запрещались.

      Подсвеченный с трех сторон лучами Роа, Артауса и Снеи ярким пятном выделялся купол Сената, округлый, с толстыми золотыми ребрами, разрезающими его словно пирог на тарелке. Там в Сенате заседал мой зять. Должность сенатора являлась пожизненной, доставшейся ему по праву рождения. Крэн принял этот пост после смерти отца, и когда он сам уйдет к звездам, его сыновья, Принселлиус и Гвенцепс, тоже станут сенаторами, как и остальные отпрыски древних семей, основателей Республики. Можно только догадываться, какие законы издаст любой из них, никогда не нюхавший пороха, не знающий тягот и лишений.

      Но к счастью для страны над Сенатом стоял Совет Пяти. Карающая длань. И именно пятеро Дожей совместно принимали решения и вершили правосудие. Пять самых достойных мужей из числа граждан Республики выбирались Сенатом открытым голосованием. Казалось, все пятеро имели одинаковую власть, отличаясь друг от друга лишь порядковым номером. Но каждый в стране прекрасно понимал, чем больше номер, тем меньше власти в руках. Последние десять лет Советом единолично управлял Первый Дож Трезариана генерал Отто Шрай, другим оставалось лишь вовремя поднимать руку в знак согласия. С генералом нас всегда связывали теплые отношения. Старик заменил мне отца. А я в свою очередь вытащил его из стреттского плена, где ему уже готовились снять скальп и вырезать кишки. И когда все газеты страны кричали о моем подвиге, мало кто из взрослых понимал, что у меня, тогда еще пятнадцатилетнего мальчишки, не оставалось иного выхода. Даже сейчас, через двадцать лет, потерять Отто Шрая, проводить его в иные миры, было для меня невыносимо. Лучше порубать десяток фрагганов в бою, чем получить известие о его смерти, мчаться всю ночь по воздуху на взмыленном скакуне и не успеть. Я вспомнил, как несколько часов назад рухнул на мраморную скамью во дворе Совета Пяти и положил руки на еще теплую погребальную урну. Сколько так просидел, не знаю. Лишь только чувствовал странное ощущение – ни одной мысли голове. Полное отупение. Я очнулся, когда увидел перед собой красные мягкие сапоги, какие носит охрана Сената или Совета. Нехотя поднял взгляд на стоящих полукругом охранников и их капитана.

      – Мы едины в твоей скорби, генерал Маас, – произнес стандартные слова соболезнования капитан охраны. – Совет и Сенат в полном сборе настаивают на твоем присутствии