Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова. Андрей Венков

ко мне!

      Подъехали урядники. И сказал им Бакланов вполголоса:

      – Как молонья вдарит – кидаемся…

      И блеснули белки их глаз, ибо взор свой обратили они к небесам, синевато чернеющим.

      Черкесы, безвозбранно подобрав убитых и раненых, шагом тронулись, оглядываясь. А Бакланов с урядниками все в небо глядел.

      И вот… Пыхнула в черноте белая молния и ударила по одинокому дубу на ближнем бугре. Тот, раскалываясь, скрипуче крякнул и аж просел.

      Секунда… Грохнул гром над самой головой, раздирая черное небо, и осыпалось оно на землю крупными каплями.

      Еще секунда… И – может, придумал кто, а может, само так получилось…

      – О-у-у-у-у… ах…ах…ах…

      Тоскливо-безжалостен и ослепительно-ясен поплыл в полуденном воздухе волчий полуночный вой.

      Присели от грома и шарахнулись от волчьего воя кабардинские лошади…

      Присели от страха и метнулись вперед придавленные всадниками дончаки…

      – Пошли!..

      Вот оно!.. Взяла полусотня с места в карьер, и взвыли, и завизжали казаки по древнему татарскому обычаю:

      – А-и-и-и-и… ах… ах… ах…

* * *

      Степь бескрайняя, беспредельная жарится на солнце, трескается от мороза. А в балке, темной и прохладной, течет речка, журчит хрустальными водами. Степь – мгновение. Речка – вечность.

      Топчут степь любимые дети Матери Земли, пасут стада. Сгоняют скот в балку к речке и приобщаются к вечности.

      И есть в степи воины, любимые дети Неба. Даровал им Отец, всемогущий и всемилостивый, ослепительный миг жизни в этом прекраснейшем из миров. Вязок миг, растянут, и вмещается в него восторг скачки, опьянение битвы, ласки верных жен и неверных любовниц, радость отцовства, когда ребенок ползает по тебе, отдыхающему. Но истекает миг, и призывает Отец к себе воинов: «Хватит вам, воины, наскакались, навоевались…» И оглядываются воины на сладостный миг истекшей жизни, и бросаются в последний бой…

      Трава, береги копыта коней наших… Ветер, поддержи нас под локти… Радуйся, Вечное Синее Небо, радуйся, Отец, мы идем…

      Душа-птица бьется в груди, крыльями ребра царапает: «Выпусти, выпусти меня…» И вместе с душами взлетает к Синему Небу визг куманский или посвист печенежский:

      – А-и-и-и-и… – потрясающее небеса в си миноре.

* * *

      Много говорили потом об этой атаке и участников расспрашивали. Те не знали, что ответить. Один урядник сказал внятно:

      – Помирать, так с музыкой…

      Из донесений видно, что горцы, не ждавшие контратаки, смешались. Тут ударил Поляков, охватывая их с флангов…

      Под проливным дождем гнали дрогнувших наездников до Лабы 15 верст. Настигая, били пиками под наборные кавказские ремни, били с маху, всем телом, чуть не вываливаясь из седла. Старались пониже, в поясницу, где ни угнуться, ни увернуться, разве что на скаку под коня нырнуть. Удар страшный, и, если правильно попал, – рана смертельная, неизлечимая.

      Говорили меж собой самые грамотные из офицеров, что Ахиллес, воитель древности, врагов пикой только в голову разил.