Бананы созреют зимой. Андрей Конев

финансового истеблишмента, посольство выслало свою машину для посещения традиционной посольской вечеринки.

      «Спасибо, шеф, за такую заботу о рабах своих верных», – мысленно поблагодарил я шефа за разработку для меня легенды, по которой я являлся здешним капиталистом такого крупного масштаба.

      Шофер посольства, уже несколько лет здесь проработавший, отлично знал все закоулки и переулки местных кварталов. Он умело объезжал площади и перекрестки, закупоренные массами, участвующими в революционных событиях.

      Неожиданно в сгустившейся темноте тропической ночи над разваливающимися от старости трущобными постройками взвился фейерверк из букета разноцветных сигнальных ракет.

      «Аграрно-самогонная экономика победила промышленную», – все, что успел подумать я.

      Ввинтившийся в окружающий воздух свист, сила звука которого стремительно нарастала, приближался к нашей машине. Оглушительный грохот и вспышка, подобные извержению вулкана, последнее, что отпечаталось в моем мозгу перед потерей сознания.

      Медленно возвращаясь с того света на этот, я увидел картину, шоковым ударом приведшею меня в чувство. Вокруг машины, из которой я чудом не вылетел, догорали остатки близлежащих лачуг, сметенных взрывом, но пламя огня было направлено в противоположную сторону – сверху вниз.

      От страха, что я спятил или уже отхожу в мир иной, я попытался пошевелиться и встать. Когда ноги от этой попытки упали мне на лицо, больно ударив коленками по носу, до меня дошло, что я сижу в перевернутой кверху колесами машине – соответственно ногами к верху, поэтому и показалось, что огонь пожара в соседней лачуге горит в противоположную от принятой по законам физики сторону.

      Я облегченно вздохнул – если я разгадал такое сложное геометрическое построение, то не нужно будет вспоминать таблицу умножения, чтобы понять – я еще жив. Упав с сиденья на внутреннюю плоскость крыши перевернутого автомобиля, я выбрался наружу через разбитое стекло двери.

      Официальный стиль автомобилестроения не вызывал у меня эстетических эмоций, но сейчас путаясь в словах молитвы о спасении, я отдавал должное имперской прочности представительской автотехники. Лимузин, перевернувшись от взрыва в воздухе, не сплющился при падении на землю, что и спасло мне жизнь.

      «Уж не танковое ли орудие таскают на себе среди банановых пальм здешние несгибаемые двигатели двигателей собственных понятий об общественных отношениях», – подумал я, анализируя оружейную эффективность их огнестрельной акции. Она разрушила заодно несколько нищих трущоб вокруг перевернутой этой боевой вылазкой нашей дипмашины весом в несколько тонн.

      Я побрел к носу машины, где на сдувшейся, подобно видавшей виды женской груди, подушке безопасности покоилось безмятежно-отключенное лицо шофера.

      Опускаясь на колени перед разбитым стеклом, я гулко ударился лбом о дверцу автомобиля – от этого звука, похожего на погребальный звон, веки водителя