Доброе сердце. Марина Бурлакова

с черными пятнами заячью шубку.

      Деньги на подарки заработала на практике, работая в районном Доме Культуры Челябинска. «Надо позвать Иришку и померить. Вот обрадуется! Года на три хватит. Теплая!» – подумала она и вышла из дверей. Сандалики стояли по-прежнему у Ганиных дверей. «Что это она там так долго? Видимо, меня не хочет будить после ночной дороги», – подумала она и постучалась в дверь к соседке.

      – Тетя Ганя. Иришка у вас?

      – А я думаю, что она с тобой! Давненько не забегала. Я и не беспокою вас! – ответила удивленная соседка.

      – А сандалики около вашей двери стоят, как часа два уже! Я выглянула и увидела их! Так опять зашла, ключей у меня нет!

      – Как же так! Куда это ж она босиком-то? Далеко не уйдет! Во дворе поди! У семи нянек, а дитя без глазу! Вот пойду гляну!

      Иринки во дворе не было и за сараями не было.

      – Тьфу! Ужас! Куда делась-то? Сима! Ты не видала Ирину? – спросила она соседку по бараку, которая жила во втором отсеке и всегда сидела на лавочке. Знала и видела все и про всех, кто куда ушел и во сколько пришел, с кем и зачем. Ну про таких говорят «любопытная Варвара», а уж как она любила посудачить или обсудить кого-нибудь, если ее что спроси, а еще и приврать. Это смысл ее жизни!

      На лице у нее всегда была ехидно-любопытная улыбка, которая особо усиливалась длинным и заостренным носом. Губы тонкие, поджатые, ну если она их разомкнет, то закроет не скоро. Пока все, что знает и не знает, не расскажет.

      – Видела я вашу красотку! С Игорем и Нелькой пошли в сторону парка! – указала она рукой направление их побега, – уже как часа три назад. Босиком что-то шла, на цыпочках. Ты Гань, Алевтине-то скажи, что она бегает в третий отсек, к Маньке в квартиру, – продолжала она. – Ну, ты ж знаешь! Она непутевая, и детей у нее двое малолетних, никогда почти на улицу она их не пускает, не в чем, видимо! Все пропила, видать, со своими мужиками. Каждый день идет с новыми, а то еще и по два-три кобеля ведет, совсем совести нет, – поведала Сима, с осуждением и явным неодобрением.

      – А ты что, Иринку, когда там видела?

      – Днем как-то! Она бежала по коридору к ним и в руке стакан с молоком прикрывала, чтоб не разлить, торопилась, видимо.

      – Спасибо. Алевтине расскажу. А дети-то у нее где? Дома? Я ведь за Иринкой всегда присматриваю! И когда успевает-то?!

      – Дети здесь дома! Матери у нее вроде нет! Манька сама-то детдомовская, вроде с войны. Может, потерялась, а может, и погибли родители-то! Она ж не с кем особо не разговаривает! Вроде и не работает нигде. Гляжу, что может и в десять утра из дома уйти, а когда и в час, и через два часа с мужиками прется домой.

      – Побегу Люсе расскажу про Иришку, ладно хоть не одна ушла!

      Дети накупались в Урале и быстрым шагом поторапливались домой.

      – Ох. Чую и попадет мне сегодня, «по первое число», за мой поход! Я думала, что мы быстрее придем, и тогда бы никто не узнал. Накажут теперь меня. Жаль бабу Ганю и Люсеньку, они, наверное, ищут меня, переживают! – чуть не плача рассуждала в слух Иринка.

      – А что тебя никогда