Про Клаву Иванову (сборник). Владимир Чивилихин

я подумал, что вы парнишка.

      Он снова засмеялся, радуясь всему, и она улыбнулась. Зубы у нее были ровные и белые, как у барышни на коробке от зубного порошка. И смеялась она по-своему – тихо, будто затаивая смех для себя.

      Родиону надо было срочно согреться. Он вскочил, стал прыгать и приседать, вырвал из мягкой земли добрую березку с корнем, раскачал еще одну и тоже выворотил.

      – А я думала, вы дяденька! – весело сказала она.

      – Дяденьки у нас не прыгают.

      – Почему?

      – Отпрыгали свое.

      – И на пенсию?

      – Кто куда.

      – А вы в это бучило зачем? – поинтересовалась она. – Чтоб помягче?

      Интересная была у нее манера. Она мгновенье думала, прежде чем сказать первое слово, и губы у нее чуть заметно шевелились, будто она уже начала говорить про себя. Потом неспешно и мягко тянула слова – так все говорили в Жигановском районе.

      Родион не раз встречал на пожарах деревенских девчат. Они мнутся в разговоре, стесняются неизвестно чего, а эта совсем другая. Форменная бритва. Молчит вот сейчас, ждет ответа, а видать, уже настороже, чтоб тут же резануть. «Чтоб помягче?» Родион не стал отвечать на последний вопрос – ясно, что он был с подначкой. Огляделся вокруг, спросил:

      – Как зовут?

      – Бураном.

      – Кого?

      – Как кого? – Она кивнула на кусты. – Шалаву эту.

      – Да я не про коня, – сказал он. – Вас как зовут?

      – Так бы и спрашивали… Пина.

      – Что? – не понял Родион.

      – Агриппина. А что?

      – Ничего. А меня Родион. Давно горит?

      – Давно! – махнула она рукой. – Мы всем колхозом пробовали гасить, да только отец слег с той работы.

      – Про какой колхоз вы говорите?

      – Да про семью нашу.

      Родион прислушался. За лесом низко шел самолет – взрывчатку, наверно, сбрасывал. Сейчас Платоныч совсем опростает машину, даст еще один круг, пересчитает ребят и, чтоб все сразу сориентировались, уйдет в сторону пожара. А у них тут начнется.

      – От чего загорелось? – спросил Родион.

      – Кто его знает! Шатались тут какие-то с бороденками – не то руду искали, не то карту снимали. Больше никого не было…

      – Ну, пойдемте, Пина, – сказал Родион, поднимаясь.

      – А у нас баня еще теплая со вчерашнего.

      – Ну? Вот это дело! – Он посмотрел на ее странную одежду, на большие сапоги и усмехнулся: – Пина…

      – На себя-то гляньте!

      – А что?

      – Чудище болотное, – засмеялась Пина. – Леший! Здоровый да грязный, тьфу!

      На кордоне Родион сразу же полез в баню, а Пина, собрав ему для смены кое-какую отцовскую одежонку, поехала предупредить команду. Она вернулась, когда распаренный Родион, обжигаясь, пил чай в горнице. Отец с лежанки что-то рассказывал ему, а ребятишки, окружившие стол плотным кольцом, безмолвно и жадно разглядывали гостя.

      – В порядке там? – спросил Родион, посматривая в окна.

      – Вы нехороший человек, – неожиданно сказала Пина. Раздвинув сестренок и братишек,