Рыбак и Сара. Владимир Эйснер

смотрел не дыша. Дома, в деревне, он не раз наблюдал, как домашние гусыни, едва успев чуть подкормиться и напиться, спешили вернуться на гнездо, видел как они привстают и переворачивают клювом яйца, но лёгкого «грудного», как сказал бы музыкант, гагаканья от них не слышал. Или, может, это прошло мимо моего мальчишеского внимания?

      А тут стал свидетелем того, что дикая гусыня разговаривает со своим будущим потомством, как беременная женщина, напевающая песенку нерождённому дитя.

      Чтобы не пугать больше кранозобку, пришлось проложить тропинку в обход гнезда.

      На другой день парень осмотрел и приготовил к работе «амелиневую» рыбацкую лодку, разобрал привезённый груз, разобрал сети и пошёл разбираться с чайками, очень уж они достали резкими криками и беспардонным пикированием над головой.

      Этой надоевшей семейной паре Рыбак дал клички Сабля и Саблер за изогнутые крылья и стремительный полёт. Сабля была чуть меньше и не так надоедала, Саблер же был совершенно «бессовестный» и помешал добыть мяса.

      Перекочёвка диких оленей из тайги в тундру, была в самом разгаре. Многочисленные стада, с интервалом в два-три часа, появлялись в южном краю горизонта и пропадали за пологим хребтом на севере.

      Через неделю-другую, с появлением комаров, эта лафа кончится. Надо было успеть насушить и навялить мяса на время путины, а часть уложить в небольшой ледничек на северной стороне ближнего оврага.

      В первый же день вечером Рыбак подобрался к табунку «дикарей» на расстояние в полста шагов, спрятался за кочкой, и только положил на мушку ближнего оленя, как прямо над головой загагакал, запричитал Саблер. «Барашки» взяли с места в карьер и скрылись.

      От-т, злодей! Мысленно охотник уже варил ароматный шулюм из оленьей грудинки и огорчению его не было предела.

      Та же история повторилась на второй день утром. Создалась нелепая ситуация: в тундре сотнями тонн двигалось мясо, парень имел лицензию на отстрел трёх оленей для себя, а питался кашей.

      «Разорю гнездо. Если не улетит, – убью. Не голодать же из-за этого нахала!»

      Гнездились Саблеры на кочке в ста шагах от избы, но на левой стороне протоки. Несколько гребков вёслами – и вот оно гнездо на кочке. Чайки разом перестали гагакать и с печальным: «Кья-оу, кья-оу, кья-оу!» стали кружить над головой человека. В гнезде было три крупных, конусовидных, серых в крапинку яйца. Раздавить, раскидать ногами и убить надоедливых птиц?

      И вдруг Рыбак услышал внутренний голос, анекдоты про который так любил травить в мужской компании.

      «Значит, раздавить-растоптать? Раскидать ногами эту кучу травы и пуха?

      И ничего другого кроме «убить-раздавить» в пресветлую голову Царя Пироды не приходит? Не хочешь признаться самому себе, что Саблер прав? Это он застолбил участок, это его территория! Разве ты не известил бы гостей твоего дома о грозящей им опасности?»

      Несколько минут чесал он затылок у гнезда, и с каждой секундой уважал себя всё меньше и меньше.

      Наконец, отправился восвояси. Но одно яйцо всё же конфисковал: