Алтын-Толобас. Борис Акунин

за меня.

      – Кто-кто?

      И Николас объяснил про свою замечательную криптографическую программу, созданную специально для расшифровки средневековых рукописей. Болотников слушал и только головой качал.

      – Всё-то вам, западникам, достается на блюдечке. Ладно, сидите ждите. Минут сорок понадобится, а то и час.

      И Фандорин остался один. Сел на стул, но через секунду вскочил и заметался по крошечному кабинетику.

      Господи, неужели через сорок минут или через час в его руках будет полный текст завещания родоначальника русских Фандориных?

      Великий, истинно великий миг!

* * *

      Прошло не сорок минут и не час, а все два, прежде чем Болотников вернулся. В руках у него была тощая коленкоровая папка, при виде которой Николас сделался еще пунцовей. Дело в том, что от большого количества старых и пыльных книг, которыми сплошь были уставлены полки в кабинете главного специалиста, у бедного магистра начался приступ его всегдашней аллергии: на щеках выступили гигантские багровые пятна, заслезились глаза, а нос превратился просто в какой-то артезианский источник.

      – Это ода? – гнусавым голосом просипел Фандорин, имея в виду: «Это она?»

      – Работнички, – сердито пробурчал Максим Эдуардович, кладя папку на стол. – Засунули не на ту полку, насилу нашел. Распишитесь вот тут.

      – Сейчас…

      Николас виновато улыбнулся – от волнения подпись на бланке получения вышла кривая.

      – Вперед, сэр, – поторопил его Болотников. – Вас ждут великие открытия. Ну, составляйте свои половинки. Я только взгляну, сходятся ли они, и побегу.

      Фандорин смотрел на серую, скромную папку с приклеенным ярлычком «Фонд 4274, Кромешниковский тайник, 1680-е г.г. (?), 1 ед. хр… Опись 12» – и все медлил развязывать веревочные тесемки. Откуда это: «И развязать в опочивальне заветный милой поясок?». Как пальцы дрожат – еще чего доброго надорвешь хрупкую бумагу.

      Взять себя в руки. Самое время сочинить какой-нибудь легкомысленный лимерик.

      – Да что же вы? – не выдержал Болотников. – Я и так вон сколько времени угрохал. Дайте я сам.

      Слегка отодвинул плечом шевелящего губами британца, дернул за тесемку и осторожно извлек из папки узкий листок.

      – Где ваша половина? Давайте сюда. Сложил оба фрагмента на столе, и сразу стало ясно, что они составляют единое целое. Правда, на правой половине бумага совсем не пожелтела, а буквы выцвели гораздо меньше, но это из-за того, что документ триста лет пролежал в полной темноте и лучше сохранился. Состояние было превосходное, только в одном месте, на левой части близ стыка, чернела небольшая дырка, проеденная ненасытным Временем.

      Максим Эдуардович внимательно посмотрел на воссозданное письмо, удовлетворенно кивнул.

      – Оно самое. Если без вашей хитроумной программы, то возни минимум на час. Когда закончите, кабинет закройте. Папку сдайте в читальный зал, ключ оставьте на вахте. Ладно, я побежал – хоть кончик турнира захвачу. Желаю исторических сенсаций.

      С этим ироническим пожеланием