Падение Гипериона. Дэн Симмонс

черных штрихов сложился темный фон, придавший портрету Гладстон глубину.

      – Вряд ли это можно назвать связью, – заметил я. – Я вижу сны, сны о Гиперионе. Сообщения, которые вы получаете по мультилинии, подтверждают, что мои сны адекватны происходящим там событиям. Но я не могу общаться ни с пассивной личностью Китса, ни с ее носительницей или прочими паломниками.

      Мейна Гладстон прищурилась:

      – Откуда вы узнали о передачах по мультилинии?

      – Консул рассказал паломникам, что может отправлять сообщения через комлог и мультипередатчик своего корабля. Они разговаривали об этом в Башне Хроноса, как раз перед спуском в долину.

      – И как им понравилось откровение Консула? – спросила Гладстон тоном адвоката: наследие тех лет, когда она еще не оставила юриспруденцию ради политики.

      – Они давно знают, что среди них есть шпион, – сказал я, убирая карандаш в карман. – Вы сами предупредили об этом каждого.

      Гладстон взглянула на своего помощника. Лицо Хента ничего не выражало.

      – Раз вы поддерживаете с ними связь, – сказала она, – вам должно быть известно, что мы не получили от них ни единой мультиграммы с тех пор, как они покинули Башню Хроноса и начали спускаться к Гробницам Времени.

      Я покачал головой.

      – Прошлой ночью сон прервался как раз на том, что они подошли к долине.

      Мейна Гладстон встала, прошла к окну, подняла руку, и экран погас.

      – Значит, вы не знаете, живы ли они?

      – Нет.

      – Каково было их положение, когда вы… видели их во сне в последний раз?

      Хент не отрывал от меня глаз. Мейна Гладстон смотрела на темный экран, повернувшись спиной к нам обоим.

      – Все были живы, – сказал я. – За исключением Хета Мастина, Истинного Гласа Древа.

      – Он мертв? – спросил Хент.

      – Он исчез из ветровоза в Травяном море двое суток назад – после того, как разведчики Бродяг уничтожили корабль-дерево «Иггдрасиль». Но недавно паломники видели с Башни Хроноса, как человек в мантии шел через пустыню в направлении Гробниц.

      – И это был Хет Мастин? – спросила Гладстон.

      – Они так предположили, но точно сказать не могли.

      – Расскажите об остальных, – попросила секретарь Сената.

      Я перевел дух. Из снов я знал, что Гладстон лично знакома по меньшей мере с двумя участниками последнего паломничества к Шрайку. Отец Ламии Брон был ее коллегой по Сенату, а Консул являлся личным представителем Гладстон на тайных переговорах с Бродягами.

      – У отца Хойта сильные боли, – сказал я. – Он рассказал остальным историю крестоформа. Консул узнал, что Хойт носит на себе крестоформ… даже два. Отца Дюре и свой собственный.

      Гладстон кивнула.

      – Значит, он не избавился от паразита-воскресителя?

      – Нет.

      – И с приближением к логову Шрайка он беспокоит его все сильнее?

      – Кажется, так.

      – Продолжайте.

      – Поэт, Мартин Силен, все это время пьянствовал. Он убежден, что его неоконченная поэма