Падение Гипериона. Дэн Симмонс

рассказу, Хойт сначала разложится, а потом сложится, благодаря этой мудацкой погремушке – нет, целым двум! Выходит, у этого парня двойная страховка, и он восстанет из мертвых в виде дебильного варианта тени папаши Гамлета. Чудненько! И что же нам тогда делать?

      – Заткнись, – устало роняет Ламия, заворачивая тело Хойта в брезент.

      – Сама заткнись! – вопит Силен. – Здесь и так рыщет одно чудовище. Старина Грендель где-то точит свои когти к следующей трапезе, а вы хотите, чтобы к нашей веселой компании присоединился зомби Хойта? Помните, что он говорил о бикура? Крестоформы воскрешали их раз за разом, век за веком, и беседовать с ними было все равно что с амбулаторной губкой. Вы действительно хотите путешествовать вместе с трупом Хойта?

      – С двумя, – негромко уточняет Консул.

      – Что? – Мартин Силен резко поворачивается и, потеряв равновесие, бухается на колени рядом с мертвым телом, чуть не свалив старого ученого. – Что вы сказали?

      – У него два, – поясняет Консул. – Его собственный и отца Поля Дюре. Если история про бикура не выдумана, значит, оба они будут воскрешены…

      – О Господи! – сипло восклицает Силен и оседает на песок.

      Ламия уже завернула тело священника в брезент и смотрит на Консула.

      – Я помню рассказ отца Дюре об Альфе. Но все равно не понимаю, как это возможно – обойти закон сохранения массы.

      – Значит, нас ждет встреча с двумя карликовыми зомби, – бормочет Мартин Силен, еще плотнее кутается в свою шубу и ударяет кулаком по песку.

      – Сколько мы могли бы узнать, если бы прибыл корабль, – с сожалением произносит Консул. – Автодиагностика… – Вдруг он замолкает и оглядывается вокруг. – Послушайте-ка! Песка в воздухе почти нет. Может, буря стиха…

      Вспыхивает исполинская молния, и начинается дождь. Ледяные дробинки жгут и язвят лица людей еще беспощаднее, чем песок.

      Мартин Силен разражается истерическим смехом.

      – Вот треклятая пустыня! – кричит он в небо. – Суждено нам всем утопнуть!

      – Надо выбираться, – решительно произносит Сол Вайнтрауб. Между пуговицами его плаща виднеется лицо ребенка. Рахиль заходится от крика, крошечное личико побагровело и кривится от натуги.

      – Башня Хроноса? – предлагает Ламия. – Часа два…

      – Слишком далеко, – хмурится Консул. – Давайте расположимся в какой-нибудь Гробнице.

      Силен снова хихикает и начинает декламировать:

      Какие боги ждут кровавой мзды?

      К какому алтарю ведут телицу,

      Которая торжественной узды

      И ласковой руки жреца дичится?

      – Это, по-видимому, означает «да»? – спрашивает Ламия у поэта.

      – Это означает «почему бы и нет, твою мать», – хихикает Силен. – Зачем играть в прятки с нашей музой? Давайте от нечего делать понаблюдаем, как будет разлагаться наш друг! Что там Дюре написал, сколько потребовалось погибшему бикура, чтобы вновь вернуться в стадо после того, как смерть отвлекла его от травощипания?

      – Три