Четыре года падал снег. Галина Полынская

у всех.

      – Вечер добрый, господа! – выкрикнул Милетов, и Хрустальницкого всего передернуло от звука его голоса. Не оборачиваясь, поэт прошествовал к своей даме и присел рядом. Воцарилась тишина.

      – Анастасия Николаевна, а не сыграете ли вы нам? – поспешно сказала графина Чернышева, почувствовав грядущую грозу. – Алексей, присаживайтесь с другом, что же вы стоите?

      Милетов слегка склонил голову и уселся неподалеку от Хрустальницкого, не отводя взгляда от его дамы. В красивых, ярких карих глазах Алексея полыхал многозначительный огонь. Анастасия Николаевна принялась музицировать.

      – Мне очень хочется на воздух… – произнес Сергей, ни к кому не обращаясь.

      Милетов продержался молча пару музыкальных пьес, а потом все-таки полез к Хрустальницкому, он никогда не упускал удобного случая вывести из себя придворного поэта.

      – Что, дружок, стишки-то вы уже почитывали? – спросил он, разглядывая свои сверкающие сапоги.

      – Попросил бы к моим стихотворениям слово «стишки» не применять! – среди множества недостатков Виоланта был еще и тот, что вскипал он моментально.

      – Отчего ж не применять? – притворно удивился Алексей. – Стишки они и есть стишки. Может, еще чего-нибудь зачтете? Что-нибудь эдакое, а? – Он обольстительно улыбнулся и, приподняв одну бровь, подмигнул даме поэта, а ледяная красавица вдруг растаяла и улыбнулась в ответ.

      – Мерзавец! – взвизгнул Виолант. На его бледных впалых щеках вспыхнули красные пятна. – Как ты смеешь?!

      – У, драгоценнейший мой, вам с такими нервами на курортах в грязях плавать надо! – рассмеялся Милетов.

      – Это вы всю жизнь в грязях плаваете, а мне это не грозит! Хам! Босяк! Где мундирчик-то покупал? На базаре-с?

      – А вот это он зря сказал, ох и зря… – вздохнул фон Штофф.

      Насчет мундира и офицерского чина, у Милетова был особый пункт – это было свято, как царская корона.

      – Пис-с-сака! – процедил Алексей. Стащив с руки белую перчатку, он швырнул ее в лицо Виоланту. Сергей Голодев вскочил с кресла и бросился к выходу.

      Глава четвертая: Ударьте кулаком по столу!

      Снежный ветер вцепился в лицо Голодеву крошечными острыми коготками, он с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух и направился к парковой аллее. Лет пять назад, когда была осень, он прогуливался в парке Чернышевых и пытался писать стихи, глядя, как с вековых ветвей сыпется золото. Теперь повсюду царствовал снег… В свете фонарей он искрился оранжевыми огоньками, а там, среди обледеневших деревьев, становился нежно-голубым, потом синим и черным, как ночное небо.

      Сергей медленно шел по расчищенной аллее, слушая, как поскрипывает под ногами свежевыпавший снег. Деревья над его головой тянули свои лапы к невидимому небу и где-то там, меж ветвей, прятались зеленоватые фосфорицирующие лучи Ночного Солнца – тусклого и таинственного, как все, что живет по ночам. Сергей остановился, слушая тишину. Она была такой спокойной, такой мудрой, что Голодеву стало вдруг невыносимо страшно от этой тишины. Он чувствовал себя таким