Аэша. Генри Хаггард

и пал ниц на землю, пряча лицо в снег.

      Я понял, что происходило в его душе, и оставил одного, а когда вернулся, тронул его за плечо.

      – Идем, – сказал я властно. – Опять начинается метель. Если в монастыре есть люди, мы найдем у них пристанище.

      Он молча встал. Я заметил на лице его выражение счастья и мира.

      Мы поднялись вверх на террасу. Она была пустынна. Что если это необитаемые развалины монастыря, какие часто встречаются в этой стране? Сердце у меня заныло при этой мысли. Но вот из одной трубы показался легкий дымок. В центре высилось здание храма; но ближе, там, где змеился дымок, была низкая дверь.

      – Отворите! Отворите, святые ламы! – громко закричал я и постучал в дверь. – Помогите чужеземцам!

      Послышалось шлепанье туфель, дверь заскрипела. На пороге показался древний старец в каком-то желтом рубище.

      – Кто это? Кто? – спросил он, глядя на меня через роговые очки. – Кто нарушает тишину обители святых лам?

      – Странники, святой отец, которые умирают от голода, и которым, по закону Будды, вы не можете отказать в приюте!

      Он взглянул через свои роговые очки на нашу изношенную одежду, похожую на его платье. Отчасти, чтобы не привлекать к себе внимания, отчасти потому, что у нас не было другого, мы носили платье тибетских монахов.

      – Вы тоже ламы? – спросил старец. – Из какого монастыря?

      – Наш монастырь называется Светом, и в нем люди часто бывают голодны.

      – У нас не принято принимать иноверцев, а вы, кажется, не нашей веры.

      – Еще менее принято у вас, святой Хубильган (так называют в Тибете настоятелей монастырей) оставлять чужеземцев умирать от голода! – и я привел ему соответствующий текст из учения Будды.

      – Я вижу, вы начитаны в Писании, – сказал монах. – Войдите же, братья обители, называемой Светом. Я позабочусь и о вашем яке.

      Он ударил в гонг. Появился другой, еще более дряхлый монах. Старец поручил ему накормить нашего яка.

      Ку-ен, так звали настоятеля, отвел нас в монастырскую кухню, служившую также жильем братии. Тут вокруг огня сидели и грелись двенадцать монахов. Один из них готовил утреннюю трапезу. Ку-ен представил нас как «иноков монастыря, называемого Светом». Четыре года никто не заходил в монастырь, и братья радостно приветствовали нас. Все они были стары, – младшему – лет шестьдесят пять.

      Нам дали теплой воды, чтобы умыться, ветхое, но чистое платье, туфли вместо наших тяжелых сапог, и отвели нам комнату. Переодевшись, мы вернулись в кухню, где нас ожидали горячая похлебка, молоко, вяленая рыба и местный деликатес – чай с маслом. Никогда еще не ели мы с таким аппетитом. Наконец, я заметил, что Ку-ен смотрит на Лео с явным удивлением, а монах-эконом начинает опасаться, что с таким гостем запасы монастырской кладовой быстро истощатся. Я остановил Лео, и мы пропели буддистскую благодарственную молитву, что приятно поразило монахов.

      – Ваши стопы на Пути! Ваши стопы на Пути! – сказали они.

      – Да, мы вышли в путь тринадцать лет тому назад, – отвечал