Без права на награду. Ольга Елисеева

уже не так богата, как говорят. Ее земли Роман Шидловский со всех сторон зажал. У него заводы дают по восемьсот ведер горячего вина в год[21]. А у других по пятьсот… Как женится, оттягает у братьев дворец в Мерчике, будет там жить. Одного боится: девчонка у Бибиковой хворая. Что если и другие дети будут, – Потапыч повертел у виска пальцем, после чего запустил всю пятерню в волосы и поскреб их с таким остервенением, будто там засел батальон невидимых французов.

      – Не чешись, – взвыл генерал. – Сколько раз говорено! В приличном доме!

      – Нет у вас приличного дома, – огрызнулся денщик. – Как заведете, я мигом брошу.

      Барин отвернулся к окну, чтобы не чертыхаться.

      – Так вот, – гнул унтер. – Здешние помещики на заводы и мельни из своих крестьян нанимают. За процент муки или вина. А в прошлом году Роману двойной прибыток вышел: он пригнал откуда-то из Сибири отходников. Так они совсем за гроши согласились. И свои же крестьяне Роману петуха хотят пустить. Ведь им-то убыток.

      – Интересная теория.

      – Чегось?

      – Дальше.

      Потапыч зевнул.

      – Спекси я, барин, – признал он. – Отселя ничего не помню. Может, если посплю…

      Бенкендорф махнул рукой. И без того любопытно.

      Унтер улегся на свою шинель в углу и, уже засыпая, пробурчал:

      – Чудной народ! Подумаешь, соплюшка мертвяков видит. Да шарахнуть раз колоколом…

      Генерал подсочил к нему и, напугав до одури, схватил за грудки.

      – Каким колоколом? Потапыч, каким колоколом?

      Денщик снова всколыхнулся и сел, мотая головой.

      – Известно, каким. Медным. Церковным.

      – Говори! Что я из тебя слова тяну?!

      – Ну так, понятное ж дело. Все дети, как подрастут, начнут друг друга байками стращать. И самим чер-те чего видится. Тут мать смекает, пора вести на колокольню. Даст звонарю денежку. Подымутся на самую что ни на есть верхотуру. Глянь, дитятко, туда-сюда. А звонарь тем временем сзади ка-ак жахнет! Главно-дело за руку мальца держать. Чтоб от испуга не сиганул с колокольни. А как придет в себя, вся дурь-то из него и вышла.

      Генерал немедленно вообразил Меллера на колокольне.

      – И где так делают? – осведомился он.

      – Да у нас под Тверью. И под Ростовом. Я думал, везде.

      К столу Бенкендорф спустился сильно озабоченным. Олёнка была мала для подобных экспериментов. Судя по рассказу Потапыча, тверским ребятишкам колокол помогал попозже. Но что делать? Поговорить с Елизаветой Андреевной? Сама испугается.

      В буфетной за раздвижным столом, покрытым белой крахмальной скатертью с богатейшей красно-черной вышивкой по краям, уже сидели «пан и панночка» – будущие Меллеры. Но они были настолько поглощены друг другом, что их можно было тыкать вилкой, все равно бы не отозвались.

      Девчонки болтали в воздухе ногами. Мать разливала им по тарелкам дымящийся рассольник.

      – Опять опаздываете, – с укоризной сказала она.

      Бенкендорф сел, и когда ее рука с половником

21

Горячее вино – водка, которую гнали из зерна и часто продавали неочищенной. С работниками расплачивались процентом готовой продукции, которую те пристраивали сами.