НЧЧК. Теория Заговора. Людмила Астахова

и… нет, не застрелить моего благородного и заботливого орденоносного рыцаря, средоточие всех добродетелей, надежду, опору, и прочая, и прочая. Самой застрелиться. Пока у меня еще есть такая возможность, потому что – чую! – скоро и ее не будет.

      Декрет. Ха! Ну, хоть предупредил – и на том спасибо. Кто предупрежден, тот вооружен.

      О, мой самоуверенный и недальновидный возлюбленный! Да сколько же раз тебя нужно лупить по твоей мудрой голове, чтоб ты разул, наконец-то, свои синие очи и увидел – меня? А будешь ли ты меня после этого любить – вот в чем вопрос.

      Как я могу позволить тебе жениться на незнакомке? Чтоб через пару-тройку десятков лет, измучившись безнадежными попытками изменить другого по своему нраву, мы либо сломались, либо разбежались, либо друг дружку поубивали?

      За этот год я бы могла уйти раз двадцать – после каждой же крупной ссоры. Тем более, что мне есть, куда пойти. Отчего бы, и в самом деле, не в отдел собственной безопасности, куда меня так активно зазывают в последнее время? Там ты не сможешь меня достать.

      А я остаюсь. Каждый раз, призывая все древние проклятия на твой нрав и на свой собственный, я остаюсь, потому что люблю тебя. Банально, правда? Самой смешно. Остаюсь, чтобы вновь увидеть в очередном кошмаре, как тебя душит какой-нибудь ведьмак или сжирает без остатка мутировавший колдовской гриб, потому что меня не было рядом, и некому было прикрыть твою спину. А я остаюсь одна – босая, беременная и на кухне, с целым выводком детишек… прижимать к уху трубку и слушать глухой голос Ытхана: «Мне очень жаль, Нол, но…»

      Самоуверенная синеглазая сволочь! Я скорее сама прибью тебя, чем позволю тебе вот так по-глупому сдохнуть. Ну уж нет.

      Потерпим еще. Потянем время. Выждем. Я ведь очень терпеливая, на самом-то деле. Я не взрываюсь сразу, я долго коплю в себе злость – и бью лишь потом, когда терпеть уже не в силах.

      Но никакого декрета не будет, сердце мое. Так просто ты от меня не избавишься.

* * *

      Наверное, товарищ ап-Халдамир умудрился бы выглядеть элегантным и утонченным даже в арестантской робе и кандалах. Энчечекистская форма сидела на нем идеально, подчеркивая достоинства фигуры: общую стройность, внушительную ширину плеч и узость бедер. Недостатки скрывать не было нужды – их у Леготара не имелось. Он бегал по утрам, занимался фехтованием, не пил и, насколько помнил Эрин, практически не курил. Поэтому увидев коллегу дымящим, как древний гномий паровоз, капитан ап-Телемнар очень удивился. Да и выглядел начальник внутренней тюрьмы НЧЧК так, словно пил без остановки три дня подряд. Он стоял возле служебного входа в управление и кого-то терпеливо поджидал.

      – Что-то с Динэс? – с тревогой спросил Эрин.

      Другой причины для переживаний, кроме здоровья любимой супруги, в жизни Его Невозмутимости не существовало.

      – Нет, – отрезал Леготар. – Я тебя жду.

      – Меня?

      Был бы Эринрандир оборотнем, у него на загривке дыбом встала бы шерсть. От очень плохих предчувствий и зябкого ощущения