Черный человек. Михаил Волконский

«не могу-с»? – крикнул Чаковнин. – Я тебе говорю, что я знаю, что делаю!

      Но дворецкий не сдавался.

      – Не могу-с! – повторил он.

      Чаковнин, вспыльчивый и упрямый, окончательно взбесился. Он схватил дворецкого за ворот и оттолкнул его.

      В это время дверь отворилась, и на пороге появился сам князь.

      – Что тут такое? – спросил он.

      Чаковнин сразу опомнился, и ему стало и неловко, и стыдно.

      – Простите, князь, – проговорил он, – это я… Я вернулся из города – днем сбился с дороги…

      Михаил Андреевич молча отступил от двери, пропуская Чаковнина в комнату. Тот вошел.

      Это был кабинет Михаила Андреевича.

      Роскошь отсюда была окончательно изгнана. Стены были просто выбелены. Стол, заменявший письменный, был простой, сосновый, даже не лакированный. По стенам стояли полки с книгами, тоже сосновые. У окна было только большое вольтеровское кресло. На столе горела лампа под зеленым колпаком и лежала раскрытою толстая книга в кожаном переплете.

      Князь, введя Чаковнина, показал ему рукою на кресло и сам сел к столу на стул.

      – Я привез документы, – сказал Чаковнин.

      Никогда не видел он Михаила Андреевича таким, каков он был теперь. Лицо казалось усталым, бледным, и добрые, всегда оживленные глаза князя, обыкновенно, несмотря на его годы, блестевшие, как у молодого человека, словно потускнели и остановились. Было что-то неизъяснимо грустное в его выражении. Он пристально, кротко поглядел на Чаковнина и проговорил, вздохнув:

      – Нет, документов вы не привезли мне…

      – Как не привез! – воскликнул Чаковнин, поспешно стал расстегивать камзол, затем почти сорвал с себя замшевую, висевшую у него на теле сумочку и, положив ее на стол, проговорил: – Вот они.

      – Тут пустая бумага и больше ничего, Александр Ильич! – сказал князь, покачав головою, и, расстегнув пуговицу у сумки, действительно вынул из нее сверток белой бумаги.

      Чаковнин посмотрел и убедился, что князь сказал правду.

      – Я не знаю, – сердито проговорил он, – губернатор при мне положил эти бумаги в сумку и отдал мне ее. Как она была, так и есть. Я не отстегивал ее.

      – Вы не отстегивали ее, – подтвердил князь, – я это знаю, но документы вынуты у вас и на место их положена эта бумага.

      – Быть не может! Кто же мог сделать это?

      – Черный человек! – проговорил Михаил Андреевич.

      Чаковнин посмотрел на князя, точно пред ним был сумасшедший, бредивший наяву, и воскликнул:

      – Я никакого черного человека не видал и не знаю!

      – Узнаете, может быть, Александр Ильич, а пока он сделал это через Авдотью Иванову, бывшую актрису князя Гурия Львовича.

      Холодный пот вдруг выступил у Чаковнина.

      Вчера вечером он, встретившись в гостинице в коридоре случайно, как ему казалось, с Авдотьей Ивановой, зашел к ней напиться чаю, потому что она позвала его. Но как об этом мог узнать здесь, в деревне, в нескольких десятках верст от города, князь Михаил Андреевич – он не мог постигнуть.

      – Откуда