Время рокировок. Андрей Васильев

которые есть, горючку и то оружие, которое не жалко пустить на продажу. И обязательно табак! Непременно!

      Отдельно он просил отметить, что продукты питания везти не надо, этого добра тут хватает, но если уже есть мед, то он будет очень кстати.

      – Со жратвой там проблем пока нет! – махал руками Щур. – Там за стенами города такие поля уже народ распахал – что ты! Да, я тут семян привез.

      Он захлопал руками по карманам, пытаясь что-то найти.

      – Тут морковь, репа, свекла, – бормотал он. – У них там все это растет, Антоныч в первый же день купил.

      – И молчит, – укоризненно покачал головой я. – Да тебя наши за эти семена расцелуют. Не потерял?

      – Вот! – Щур торжественно показал нам несколько свертков, извлеченных из кармана, упаковкой служили какие-то листья, причем не высохшие и не потерявшие эластичность. – Все на месте. Тут, правда, немного, но Антоныч сказал, что сколько смог, столько и купил.

      – Потом Дарье передашь, – велел ему я. – Порадуешь ее.

      – Это… – Щур посерьезнел. – Антоныч просил не тянуть с прибытием.

      – Ты это уже говорил, – заметила Марика. – Повторяешься.

      – Мне велели несколько раз это сказать – я и говорю. – Щур понятия не имел, кто эта девица с короткими волосами, а потому никакого уважения к ней не испытывал. Хотя, даже будь он в курсе, ничего бы для него не изменилось. – Антоныч знает, что делает.

      Надо заметить, что уровень уважения к Оружейнику у Щура был очень высок. Видать, всерьез развернулся наш Лев Антонович в этом самом Новом Вавилоне.

      – Тогда и тянуть не будем, – хлопнул в ладоши я. – Все, парень, можешь идти к Дарье, потом загляни к Фрау, перекуси. А мы поговорим о том, кто плывет, кто остается и что берем с собой.

      Ну а затем определили состав группы, загрузили на плот товар и, по недавней традиции, приложили руку к новым воротам, которые Рэнди смастерил из более-менее уцелевших листов обшивки монитора (он отказался от идеи его восстановления, а потому с энтузиазмом стал снимать со старой посудины все, что можно и нельзя).

      А еще у меня вышел короткий разговор с Голдом.

      – Их там уже почти два десятка, – хлопнул ладонью мой советник по янтарному боку тюрьмы.

      Это верно, список погруженных в сон подрос. К Окуню и любителям поиздеваться над ближними своими, некогда проживавшими в соседнем лесу, добавилось еще несколько слишком бойких молодых людей, прибившихся к нам недавно и почему-то решивших, что если нагрянуть к девушкам ночью, то им это понравится. Девушкам это не понравилось. Молодых людей долго били, а после засунули на месяц в янтарь. Как по мне, эта воспитательная мера была более чем сомнительна, они там все равно ничего не осознают, для них этот месяц пролетит как секунда, но спорить с общественностью я не стал. Хотят так – пусть будет так, мне не жалко. Не убивать же этих обалдуев? Но дорогу наверх они себе закрыли намертво, в ряды «волчат» им уже не попасть.

      И еще там, в янтаре, было несколько человек из тех рабов, что нам продал Салех.