Мелкие боги. Терри Пратчетт

был не слишком уверен в своем ближайшем будущем. Дьякон Ворбис явно отстранил его от занятий, а поэтому занять остаток дня было абсолютно нечем.

      Тогда Брута снова устремился к саду. Пора было подвязывать бобы, и этот факт он воспринимал с радостью. С бобами он чувствовал себя уверенно. Они не отдавали невыполнимых приказаний, типа «а ну забудь!». Кроме того, если ему придется куда-то там уехать, прежде нужно доокучить дыни и растолковать кое-что Лю-Цзе.

      Лю-Цзе был неотъемлемой частью сада.

      Подобный человек есть в каждой организации. Он может подметать мрачные длинные коридоры, бродить среди полок на магазинных складах (и только такой человек знает, где что находится) или состоять в неоднозначных, но крайне важных и запутанных отношениях с котельной. Этого человека знают все до единого, ходят слухи, что он работал здесь всегда. А еще никто не имеет ни малейшего представления, куда подобные люди деваются, когда их нет там… ну, там, где они обычно находятся. Лишь иногда тот, кто понаблюдательнее всех прочих (научиться наблюдательности совсем не так трудно, как говорят), вдруг останавливается и задумывается о странном работнике… чтобы в следующее мгновение заняться чем-нибудь другим.

      Лю-Цзе плавно передвигался из сада в сад вокруг всей Цитадели – и при этом он практически не интересовался растениями, что было, мягко говоря, необычным. Он занимался почвой, навозом, перегноем, компостом, глиной, песком и пылью, а также средствами их перемещения с места на место. Обычно он работал метлой или ворочал кучи. Но как только кто-то сажал в одну из вышеперечисленных субстанций семена, Лю-Цзе мигом терял к ней всякий интерес.

      Когда появился Брута, Лю-Цзе разравнивал дорожки граблями. У него это получалось очень и очень неплохо. После Лю-Цзе оставалась рубчатая поверхность и плавные мягкие повороты. Брута всегда чувствовал себя чуть-чуть виноватым, шагая по такой дорожке.

      Они с Лю-Цзе почти не общались, потому что от слов тут ничего не зависело. Старик лишь кивал и улыбался однозубой улыбкой.

      – Я на какое-то время уеду, – громко и отчетливо произнес Брута. – Наверное, в сад пришлют кого-нибудь другого, но кое-что тут нужно обязательно сделать…

      Кивок, улыбка. Старик терпеливо шел следом по грядкам, пока Брута объяснял ему насчет бобов и овощей.

      – Ты понял? – спросил он после десяти минут сплошных объяснений.

      Кивок, улыбка. Кивок, улыбка, манящий жест.

      – Что?

      Кивок, улыбка, манящий жест. Кивок, улыбка, манящий жест, улыбка.

      Лю-Цзе боком продвигался в дальний конец обнесенного стеной сада, где хранились его любимые компостные кучи, груды цветочных горшков и другие косметические садовые средства. Как подозревал Брута, старик и спал здесь же.

      Кивок, улыбка, манящий жест.

      Рядом с вязанкой из бобовых стеблей стоял небольшой столик.

      Он был застелен соломенной циновкой, на которой стояли с полдюжины остроконечных камней, каждый высотой не более фута.

      Вокруг камней через равные промежутки были установлены палочки. Тонкие щепочки заслоняли