Великая княгиня Рязанская. Ирина Красногорская

сперва жить с ней не хотела и спать отказывалась на одной лежанке.

      – Держаться всё время вместе будете, чтобы не изурочили[11] порознь. Мамки Аннины опекать вас будут. У Марьи в Москве много врагов, – наставляла Софья Витовтовна.

      – Какие у меня враги? – изумилась Марья. – Ведь меня здесь никто не знает.

      Софья Витовтовна больше ничего не стала объяснять, сама раздела Марью и уложила рядом с Анной.

      Вместе они спали, отгородившись подушкой, – Анна во сне брыкалась. Вместе хворали и дружно тогда мастерили куколок, чтобы свою хворь им передать. На щепках угольком рисовали лики, шерстяными нитками обматывали туловища. Из ниток же плели косы и головные уборы. Хворь проходила, а невестка с золовкой всё куколок цветной шерстью обряжали да на подоконниках выстраивали.

      С лета Марья жила на половине великого князя Ивана, вернее ночевала, дни она, как и прежде, проводила у Анны в её просторной, всегда полной прислуги и каких-нибудь пришлых горнице.

      И в то утро, когда Анна принялась вырезать доску, у окон её светлицы пять или шесть девок вышивали рушники и рубахи, нянька катала на сундуке выстиранное бельё, какая-то странница дремала на Анниной лежанке, и мамка искала у неё в голове, в углу две служанки драли перо.

      Бухнула дверь. Застучали в сенях каблучки, но никто из девок и баб не шелохнулся: знали Марьину стремительную поступь.

      – Анка! – крикнула Марья с порога. – Суженого привезли!

      Анна подняла голову – нож чиркнул по пальцу. Кровь тут же залила доску, закапала на пол.

      – Ахти! – взвизгнула нянька.

      – Бедная моя головушка! – вскочила с лежанки мамка. – Не уберегла.

      Анна зажала палец и вопила благим матом. Бабы заметались по горнице – искали тряпицу. Вскинулась на лежанке странница, часто-часто крестилась. Марья с перепугу бросилась в сени:

      – Помогите! Помогите! – Опомнилась, вернулась, рванула подол нижней юбки – не поддался новый холст. Полоснула по нему злосчастным ножом, оторвала лоскут, перевязала палец.

      – У собачки боли, у кошечки боли, у Аннушки пройди.

      Повязка набухала кровью.

      – Знахарку надо – кровь остановить.

      – Ой, боюсь, матушка узнает. Она мне не велела доски резать, – захныкала Анна. – Не женское дело, сказала, и тебе, мамка, велела за мной следить.

      – Уследишь за тобой, как же! Сегодня же все доски пожгу. А заживёт палец – за вышиванье сядешь. А ну подними его. Остановилась, кажется.

      – Кровь – к родне, – сказала странница и спросила с любопытством: – Кого там привезли, Марьюшка?

      – Какая я тебе Марьюшка, – неожиданно для всех разозлилась всегда покладистая Марья. – Великая княгиня я, Мария Борисовна. И как смеешь ты, пришлая, на постели княжны валяться! Обнаглели! Понабились в горницу, будто на дворе мороз. А ну – все на волю! Дух от вас тяжёлый.

      Служанки послушно направились к двери. Поднялась странница, неспешно принялась оправлять постель.

      – А ты что мешкаешь? Без тебя приберут.

      Странница

11

Изурочить – сглазить, навести порчу.