Папа, я проснулась! (сборник). Марианна Гончарова

подружившегося, вопреки своему желанию, с Паркинсоном Вельвеля обитателям нашего маленького старинного городка и дальше жилось не так уж плохо. Еще бы! Вот бы кто-нибудь сейчас за меня принимал решения!..

      Ну и милиция по-прежнему ему руки целовала, Вельвелю. Он продолжал вершить свой справедливый суд, и в городе было тихо, спокойно, чисто и весело.

      Но однажды в каком-нибудь доме раздавался звонок. И супруга драматичным шепотом звала мужа:

      – Это Вельвель! Он вызывает тебя в крэсло! Что ты натворил, негодяй?! Иди уже! – провожала, всхлипывая, как будто супруг получил повестку в прокуратуру.

      А это означало одно: верные надежные люди сообщали Вельвелю, что такой-то повел себя подло: обманул честного человека. И Вельвель для такого клиента доставал и старую австрийскую бритву, и остро заточенные ножницы. Несмотря на Паркинсон. Пытались, конечно, отпроситься, отложить экзекуцию:

      – Я же недавно стригся, дядя Вельвель, у меня еще не отросло.

      – А ничего, – отвечал дядя Вельвель, – я тебя поброю. Кто тебя еще так поброет, как не я?

      – Так? Никто. Только вы, дядя Вельвель, только вы.

      Словом, жертва послушно и обреченно плелась в парикмахерскую.

      И, глядя на дрожащую руку Вельвеля с бритвой, промахивающуюся по точильному ремню, давала слово все вернуть и больше так никогда не делать.

      Хотя, как правило, люди по-прежнему приходили к Вельвелю по собственному желанию, когда припекало. Так по проторенной дорожке, громко топая и пыхтя, примчался за справедливостью обиженный Ладзик Абегян, готовый ко всему.

      – Садись, раз пришел, – велел Вельвель.

      И Ладзик послушно сел, поеживаясь.

      – Ну? – задал мастер традиционный вопрос.

      – Только вы, дядя Вельвель-джан, только вы.

      – Теперь говори! Все рассказывай, – велел Вельвель, садясь и подпирая голову трясущейся рукой.

      Ладзик яростно, подробно, в лицах наябедничал: зачем Юлик такой невоспитанный и процент не дает, обманывает совсем, все же в городе знать будут, как можно так работать, и пусть Юлик сам хвалит товар и девушек, посмотрим, как он продаст «шубкэ».

      Вечером у Юлика раздался роковой звонок телефона. Вельвель приглашал стричься.

      Юлик юлил, придумал сложный, не совместимый с движением радикулит, но Вельвель сказал, что ничего-ничего, Юлика аккуратно принесут, и стричься, и бриться он будет лежа, если не может прийти своими ногами.

      Юлик понял, что выхода нет, и пошел к дяде Вельвелю на расправу.

      – Садись! – ответил Вельвель на Юликино дрожащее «Здрасте, дядя Вельвель. Я пришел». – Садись-садись, я сказал! Пришел он. Будем тебя сейчас стричь и брить, – ножницы хищно клацнули в трясущейся руке Вельвеля.

      – И-и-и-и… – тоненько заскулил Юлик.

      – Сиди тихо, а то щас еще брытву возьму! – повысил голос Вельвель, дрожа ножницами.

      О чем они говорили, что сказал Вельвель Юлику, никто не знает. Слышен был только звон ножниц, ойканье и писк Юлика.

      Через неделю Юлик исчез из города, предварительно отдав Ладзику процент.

      Тем