Синее на золотом. Валерия Вербинина

– уроки отца не прошли даром; однако вскоре через границу хлынули толпы эмигрантов. Они заполонили гостиные, салоны и замки; у них были затравленные лица, и хотя они пытались держаться с достоинством, страх сквозил в их словах и жестах. Пугливо понизив голос, эмигранты рассказывали, что творят новые власти. «Они» не уважают священников, «они» хотят ограничить власть короля, «они» сажают в тюрьмы несогласных с их взглядами, а еще есть гильотина, кошмарное изобретение какого-то доктора, и вот этой гильотиной палачи рубят головы всем, кому «они» не по вкусу. Браницкий в то время как раз сошелся с Луизой, и Шарлотта, чтобы забыться, устроила у себя салон, в котором стала принимать эмигрантов. Мало-помалу в ней произошла странная перемена: чем больше она слушала, тем слабее становилась вера в свободу, справедливость и человечность, которую ей привили в детстве. Оказалось, это всего лишь слова, за которыми скрывается все, что угодно; и когда озверевшая толпа врывается в тюрьмы и убивает беззащитных узников, женщин, стариков, священников – это гнусно, это гадко, это нельзя оправдать никакими высокими побуждениями; и когда другая толпа убивает придворную даму принцессу Ламбаль и, отрезав голову, на пике несет ее к окнам королевы – это просто зверство, которому нет названия. И Шарлотта поняла, что ее отец – мечтатель, ослепленный опасными химерами; что в самых умных книгах все не так, как в жизни, потому что в жизни революция – это отчаяние и кровь, человеческая жизнь обесценивается, а наружу вырываются самые отвратительные инстинкты. И когда муж неожиданно сообщил ей, что идет в армию, чтобы воевать с французами, она горячо поддержала это решение.

      «Если бы она знала, – подумала Амелия, – почему он так решил… Но я никогда не скажу ей об этом. Наверное, он не напишет ей… или опять скажет, что письмо затерялось… Я сама ей напишу, что он жив, здоров и не ранен, что его произвели в полковники и у него все хорошо. Она наверняка будет счастлива узнать об эт…»

      Окончание слова проглотила пуля, ударившаяся в стенку кареты. Ева завизжала, экипаж тряхнуло. Вторая пуля влетела в окно и разбила стекло.

      – Якоб! – закричала Амелия. – Якоб, что происходит?

      Снаружи доносились топот копыт и крики: «Стой! Стой, кому сказал, не то хуже будет!» Лошади испуганно ржали. Неожиданно карета замедлила ход.

      – Сударыня, – пролепетала Ева, побелев как полотно, – это разбойники!

      В представлении Амелии, которая в жизни ни разу не бывала за пределами своей законопослушной страны, разбойники – это такие люди, которые водятся исключительно в книгах и к концу а) оказываются переодетыми графами, б) раскаиваются и уходят в монастырь. Если же они осмеливаются из книг шагнуть в жизнь, то их незамедлительно хватают и подвергают казни.

      Вопли, ругань, возня, карета останавливается, дверца распахивается и…

      – Гы-гы! Не ждали?

      Возле кареты стоял тот самый смазливый молодец с пышными усами, который всего несколько минут назад униженно валялся у нее