Дело № 1. Приговорить нельзя оправдать. Антон Паладин

полную изъянов систему правосудия в новом государстве, кое-как сколоченную из осколков старого тоталитарного режима. «Систему», в которой лицемеры, оборотни и казнокрады, попав на скамью подсудимых, в худшем случае ограничивались несколькими годами тюрьмы, а в большинстве своём обходились условными сроками. В то же время молодые оступившиеся люди, не совершившие ничего ужасного с человеческой точки зрения, но лишенные возможности платить огромные суммы, или бедные селяне, похитившие курицу, велосипед или мешок картошки, обрекались Уголовным кодексом на долгие годы заключения.

      Сильно отличалось также отбывание якобы единого для всех наказания: богатые мошенники сидят в камерах со всеми удобствами и привилегиями, а «простые смертные» задыхаются в душных перенаселенных казематах следственных изоляторов или общих бараках «исправительных» колоний.

      Нет, Пантелеймон Пилипович не считал себя поклонником идеалов Маркса и Энгельса, и не желал богатым смерти, а бедным власти. Наоборот, более глупой идеологии, рассчитанной на необразованные массы, способной разлагать общество и искоренять человечность, он не знал!

      Пилатов не был против богатства, но он был против бедности! Судья был против «мажоров», против олигархов, политиканов и бандитов, разъедающих, словно ржавчина, человеческий социум.

      В молодости, припавшей на зарю появления нового демократического государства, в то время, когда многие выбирали путь коммерции и лёгкого зарабатывания денег, Пилатов выбрал путь справедливости. Именно тогда, видя, что творится в разваливающейся империи, он решил стать судьей и приложил для этого немало усилий.

      Будучи молодым, Пантелеймон Пилипович допоздна сидел в университетских библиотеках, пока его не выгоняли оттуда сторожа. Он учил кодексы, законы, теорию права, с упоением зачитывался философскими трудами о справедливости и неотвратимости наказания. Он изучал и религии народов мира, поскольку испокон веков именно религии закладывали в людей понятие морали, служили первыми «уголовными кодексами». Он изучал и познавал для того, чтобы в будущем вершить настоящее правосудие и верно служить слепой Фемиде, карая её мечом негодяев и укрывая крылом защиты невиновных!

      После окончания университета Пилатову удалось устроиться помощником судьи, и уже тогда он в бессильной злобе стискивал зубы и прятал налитые кровью от негодования глаза, видя, как отправляют на долгие годы в места не столь отдалённые людей не очень виновных или невиновных вовсе. Тысячу раз Пилатов дивился безразличию судей и государственных обвинителей, закрывающих глаза на вопиющие противоречия в материалах уголовных дел. Закрывающих лишь потому, что снять обвинение с человека для прокурора или вынести оправдательный приговор для судьи равнялось признанию оных в собственной некомпетентности!

      Сколько тысяч людей пострадало от карьерных амбиций стражей правосудия и правопорядка, раздувающих громкими словами мелкие дела, где простого хулигана в суде выставляли едва ли не серийным маньяком, подростка, покурившего травки, – королём наркобизнеса, а студентов-химиков,