Пятнадцать жизней Гарри Огаста. Клэр Норт

что однажды без всяких видимых причин рассказал ей о себе все.

      – Меня зовут Гарри Огаст. Мой отец Рори Эдмонд Халн, а моя мать умерла, когда меня рожала. Это моя четвертая жизнь. Я уже несколько раз умирал и рождался снова, но жизнь у меня всегда примерно одна и та же.

      Дженни шутливо ткнула меня в грудь и попросила прекратить нести чепуху.

      Тогда я сказал:

      – Через несколько недель в Америке разразится скандал, в центре которого окажется президент Никсон. В Англии запретят смертную казнь, а террористы из организации «Черный сентябрь» устроят стрельбу в афинском аэропорту.

      – Это хорошо, что ты следишь за новостями, – заявила Дженни.

      Через три недели после этого разговора начался Уотергейтский скандал. Поначалу он развивался довольно вяло. Однако к тому времени, когда в Англии отменили смертную казнь, президента Никсона вызвали на специальные слушания в конгрессе. А к моменту, когда боевики из «Черного сентября» открыли огонь по пассажирам в аэропорту Афин, всем уже было ясно, что Никсону не избежать процедуры импичмента и смещения со своего поста.

      Дженни, осознав, что все мои прогнозы сбылись, долго молча сидела на кровати, опустив голову и ссутулив плечи. Я ждал. Чему-чему, а искусству ожидания неизбежного я за четыре жизни научился на славу. У Дженни была худощавая, даже несколько костлявая спина, теплый, гладкий живот, вызывающе короткая стрижка и улыбчивое лицо с мягкими чертами.

      – Как ты узнал обо всем этом? – спросила она. – Откуда тебе стало известно, что все это случится?

      – Я же говорил тебе – это моя четвертая жизнь и у меня отличная память.

      – Что значит – четвертая жизнь? Разве такое возможно?

      – Я не знаю, – ответил я. – Я стал доктором наук, чтобы попытаться выяснить это. Я проводил эксперименты на самом себе, изучал свою кровь, свое тело, свой мозг, старался обнаружить в себе что-то такое… что-то необычное. Но я ничего такого не нашел. Похоже, это не медицинская проблема, а если даже и медицинская, то пока у меня недостаточно знаний, чтобы разобраться, в чем тут дело. Я бы давным-давно бросил все это и занялся чем-нибудь другим, но встретил тебя. Может быть, я буду жить вечно, но сейчас я не мыслю своей жизни без тебя.

      – Сколько тебе лет? – спросила Дженни.

      – Сейчас, в этой жизни – пятьдесят четыре. А всего – двести шесть.

      – Я не могу… не могу поверить в то, что ты говоришь. Я не могу поверить, что ты говоришь серьезно.

      – Мне очень жаль.

      – Ты шпион?

      – Нет.

      – Может быть, ты болен?

      – Нет. Во всяком случае, в общепринятом смысле этого слова.

      – Но тогда почему?

      – Что «почему»?

      – Почему ты говоришь такие странные вещи?

      – Потому что это правда. Я говорю тебе правду.

      Дженни обернулась, подползла по кровати ко мне, обхватила ладонями мое лицо и заглянула мне в глаза.

      – Гарри, – со страхом