Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы. Роман Булгар

ых сосен в самом дальнем урмане, облегченно скрылся за низко стелющимися кучевыми облаками, что накрыли половину поблекшего к вечеру небесного свода, расчерченного узкими расходящимися полосками.

      – Солнце зашло! – бодро доложил наблюдатель.

      – Ворота на запор! – угрюмо рявкнул начальник караула.

      Уходящее за едва виднеющийся вдали зеленеющий холм небесное светило дало четкий сигнал, и бдительные стражи принялись отгонять от ворот зазевавшихся путников и любопытных зевак.

      – Пошел! Пошел! – грозились стражники короткими копьями.

      – Прочь! Прочь! – выкрикивали они.

      – Тукта! Постой! – умолял стражей торговец в длиннополом халате. – Моя лошадь одним ухом уже прошла в город!

      – Ха-ха!

      – Ты со вторым ухом приходи поутру!

      – А мы первое постережем!

      – Ха-ха…

      Поворотный механизм со скрежетом поднял откидной мостик через глубокий ров, наполовину заполненный мутной водицей, из которой проглядывались острые концы заглубленных на дне деревянных колов.

      – Ворота на запоре! – облегченно выдохнул дюжий воротник.

      – Смена! – распорядился начальник стражи.

      Невозмутимые караулбаши с загоревшими до черноты лицами деловито меняли на высоких башнях подуставших часовых.

      – Слава Аллаху! – громко выдыхали сменившиеся вои.

      Выжаренные на знойном солнце стражи спешили на заслуженный отдых, предвкушали удовольствие от сытного ужина и последующих за ним сладких мгновений столь желанного отдыха и бодрящего сна.

      От одной островерхой деревянной башни к другой, перекатываясь и переливаясь, понеслись вдаль по всей крепостной стене разноголосые переклики воинов, заступивших на охрану тишины и покоя их города.

      Вооруженные с ног до головы часовые, в кожаных доспехах с тускло поблескивающими металлическими пластинками, зорко оглядывали все крепостные стены, посматривали на то, что творилось под ними.

      – Тишина и порядок! – грозно прокричал ретивый страж.

      Не успевшие к закрытию ворот внешнего города путники, горестно воздевая вверх изнеможенные в тяжелой работе руки, всемерно укоряя себя за медлительность, щедро проявленную в пути, неповоротливость и нерасторопность, отворачивали в сторону.

      – О, Аллах! – ворчали они и принимались огорченными глазами искать подходящее место для ночлега под открытым небом, ибо если бы они немного поспешили, то не оказались бы за воротами.

      – О, Аллах! За что ты наказал нас, лишив остатков разума?

      – Аллах наказал нас за грехи наши!

      – У, зараза! – огорченный селянин от досады громко крякнул.

      – И все из-за вас! – наперебой ругались пастухи.

      До жути крикливые, юркие и чрезвычайно подвижные погонщики скота изрыгали из своих натруженных за долгий путь глоток проклятия в адрес бессловесной скотины, из-за упрямства и бестолковости которой они не успели пересечь закрывшиеся прямо перед их носом ворота.

      – Пошел! Пошел! – завопили погонщики.

      Они защелкали сплетенными из кожаных ремешков плетями, больно ожигая подвернувшиеся под их горячую руку бока животных.

      – Пошел! Пошел! – разорялись погонщики.

      Они отгоняли подальше в открытое поле свои истошно мычащие стада коров, требующих вечерней дойки, невозмутимо жующих волов, блеющих на все голоса отары баранов и мекающих коз с длинными нечесаными бородами и густой, свисающей до самой земли шерстью…

      На землю стремительно опустились серые сумерки. Они запросто растворили в себе все длинные полутени, отбрасываемые деревьями, высокими строениями и торопящимися вернуться домой, суетливо спешащими прохожими.

      – Заканчивай! – понеслось со всех сторон.

      Многочисленные мастеровые и ремесленники, кто с облегчением, а кто и с видимым сожалением, прекращали работу, невыполненную ее часть оставляли на следующий день.

      – Будет день, будет пища…

      – Утро вечера мудренее…

      Остановились, замерли в своем последнем скрипе, словно жалуясь на скопившуюся за день усталость, тяжелые гончарные круги.

      – Работа не волк, в лес не убежит…

      – Сколько ни упирайся, всего не переделаешь…

      Померцав, потухли веселые огоньки в тех печах, где выплавлялось железо. Перестали стучать по наковальням маленькие молоточки и огромные молоты. Отложили на время в сторону свои орудия труда и изготовляемые ими изделия ювелиры, лудильщики и чеканщики…

      В небольшой кузне, освещаемой неровным пламенем светильников, несмотря на поздний час, неустанно стучал молоточком бронзовых дел мастер по имени Булат.

      – Глаза боятся, а руки делают… – изредка приговаривал кузнец.

      Работа настолько захватила его, что он давно перестал следить за ускорившим