Стальное сердце. Олег Дивов

спросил его Тим сочувственно.

      Зайцев поморщился.

      – Слишком много шарлатанов, – сказал он. – Слишком много фокусников. Сплошь обманщики. И очень часто – не злонамеренные, а просто со сдвигом по фазе. Они в первую очередь себя обманывают.

      – Ладно. Что сказал Гульнов по этому поводу?

      – Сказал, будем думать. Поедешь со мной в редакцию? Ты все сдал на сегодня?

      – Я все сдал навсегда, – ответил Тим. На лицо его вдруг легла тень. Он достал из кармана зачетку и по красивой высокой дуге послал ее точнехонько в урну.

      Зайцев ловко поймал зачетку на лету. Тим закусил губу и отвернулся.

      – Не могу здесь больше, – пробормотал он. – Здесь все ложь от начала до конца. На весь факультет два нормальных журналиста. Остальные не практикуют уже много лет или выдают такое, что уши вянут и глаза слезятся. Надоело мне.

      Зайцев открыл зачетку и перелистал ее.

      – Я эту сессию сдал, принципиально не готовясь ни к одному экзамену, – сказал Тим горько. – И всего две тройки. Здесь всем на все наплевать, понимаешь? Единственные, кто болеет за свой предмет, – это крепкие и твердые ленинцы. Партийно-советская печать и история КПСС.

      Зайцев протянул ему зачетку.

      – Оставь хотя бы на память. Все-таки это три года жизни.

      – Если считать армию, то все пять, – вздохнул Тим, неприязненно разглядывая зачетку издали. Помялся и взял. – Ты знаешь, я о двух годах в армии сейчас жалею меньше, чем о трех годах на факультете. Допустим, последний год я почти не ходил – но все равно…

      – Поедем, – сказал Зайцев. – Узнаем, что Гульнов надумал.

      – Он осторожный, – вздохнул Тим.

      – Он умный, – сообщил Зайцев наставительно. – И опытный. Он нам объяснит, как все сделать, чтобы не подставиться.

      – Я ни в чем не убедил ни его, ни тебя. – Тим вздохнул еще горше.

      – Тима, ну ты подумай! Мало доказательств! Мало же! Раскопаем что-нибудь серьезное, и тогда…

      Тим «щелкнул». И Зайцев стал таким, какой он есть, – крепкое, прочно стоящее на ногах, очень надежное образование желтых и оранжевых тонов. Через двор факультета пролетело несколько синих грушевидных сгустков. Один из них завис над памятником Ломоносову и принялся зачем-то его изучать. Синие груши Тима не интересовали. Не получалось у них взаимности. Тим «принюхался» к Зайцеву. «Хороший парень Заяц. На него и смотреть приятно, а уж «нюхать» – как это биоэнергетики называют то, что я делаю сейчас, – вообще одно удовольствие. Только вот левая почка слабовата. Ну, это мы поправим. Заслужит пусть сначала». Тим переключился в нормальный режим.

      – Ты о чем задумался так глубоко? – спросил Зайцев. – Оставь, старик, ей-богу…

      – Поехали в редакцию, – сказал Тим. – Вздрючим твоего начальника как следует.

      – Ты только на него слишком не наезжай. Он знает, что делает.

      – Я тоже, – сказал Тим. И в сотый раз глубоко вздохнул.

***

      – Откровенно говоря, я не очень-то силен в физиологии, – признался Тим. Сейчас он работал, но в последние месяцы это уже не мешало