Стальное сердце. Олег Дивов

какой поднялся бы хай, пропихни ты мою статью об Эфе.

      Гульнов снова кивнул. Он глядел на Тима виновато и очень мягко.

      – Понимаешь, они очень грамотно высказались. Мол, мы вам, ребята, запретить ничего не можем. Но если хотите садиться… Н-да.

      Тим тряхнул головой и бросил макет на стол.

      – Что ж, – сказал он жестко. – Теперь у нас есть четкое доказательство того, что это правда. Во всяком случае, мне хватает.

      Гульнов поморщился. Он очень не любил категоричных высказываний.

      – Будешь работать с нами? – спросил он.

      – А вы будете копать дальше? – прищурился Тим. В душе у него все кипело. Он был чертовски разочарован тем, что сделанный по его наводке материал сняли. Кроме того, ему было немного стыдно, что из-за этого у Гульнова «слетела» полоса.

      И в то же время Тим получил главное. Ему поверили. Проклятая цензура сделала так, что именно те люди, которых он уважал и которые раньше сомневались в его словах, теперь поверили ему.

      – Заяц будет копать, – сказал Гульнов. – Он для начала пойдет по ученым. Нам нужны авторитетные люди, на которых цензура руку не поднимет. Пусть там будут только намеки. Или, наоборот, пусть они скажут, что такого не может быть. А это, – он прихлопнул ладонью «зарезанный» макет, – поработает для затравки. Будет почта обязательно. Будут отклики. Что-нибудь да всплывет. У нас народ приучен читать между строк.

      – Знаешь, Володя, – пробормотал Тим задумчиво. – Да я вам, наверное, и не очень нужен… То есть я могу встать на подхвате. Но у меня и опыта гораздо меньше, чем у вас обоих, да и тема, честно говоря, не моя. Ты же знаешь, я «социальщик» ярко выраженный. О взаимоотношениях людей я умею писать. А психотронное оружие…

      – Подумай, – сказал Гульнов, пожимая плечами. Особо разочарованным он не выглядел. Тим его понимал – своим предложением Гульнов в первую очередь хотел показать, что недоверия больше нет.

      – И когда теперь? – спросил Тим, подбородком указывая на макет.

      – На следующей неделе. Хочешь этот взять себе?

      – Зачем? – усмехнулся Тим. – Один экземпляр – это не тот тираж, которым стоит гордиться.

      – Все хорошее, что написали люди, тоже когда-то было в одном экземпляре, – заметил Гульнов.

      – Ты же знаешь, что общего между человеком и мухой, – сказал Тим, вставая. – Их обоих можно прихлопнуть газетой. Вот поэтому я и хочу работать в газете. Чтобы гадов – мочить. Спасибо, Володя, – он протянул Гульнову руку, и тот вяло ее пожал.

      В коридоре на Тима налетел Смолянинов и чуть не сбил его с ног.

      – Ха! – заорал он. – Господин Костенко! Примите мои соболезнования!

      – Да ну… – смутился Тим. – Ты лучше Зайчика пожалей. Сколько он корячился, и все впустую.

      – Впустую ничего не бывает, – внушительно заявил Смолянинов. – Слушай, это все действительно так серьезно?

      – Это очень серьезно.

      – Н-да… Слушай, Тим! Между прочим, я сегодня буду стронций вымывать из организма. И Заяц будет, и Володька. Заходи.

      – Спасибо, не получится, –