Масть. Виталий Каплан

я. – Мой патрон требует, чтобы упомянутая сумма была уплачена не позднее первого дня мая сего года. После чего он обратится в суд о взыскании. Что же касаемо вашей бедности, то когда Терентий Львович в карты с господином Уточкиным играл, было же ему что ставить. Два имения, Белый Ключ и Сосновка, городской дом, пять лошадей, пятьдесят три души крепостных людей… и это помимо домашней обстановки. Фамильные драгоценности опять же…

      – Карточные долги не считаются! – собравшись с духом, выпалила Прасковья Михайловна.

      – Не считаются, – кивнул господин Мураведов. – Только разве в сих бумагах сказано хоть слово о карточной игре? Согласно документам, господин Уточкин дал в долг господину Скудельникову многократно упоминаемую между нами сумму денег. Зачем они, деньги эти, господину Скудельникову понадобились, бумага не сообщает. Равно и о том, из каких таких соображений господин Уточкин решил дать ему в долг. Точно так же согласно бумагам, господин Уточкин, взяв в долг деньги графа Розмыслова, расплатился с ним обязательством вашего супруга. Вновь ни слова про карты. Уж не знаю, что между господином Уточкиным и графом Аркадием было, с чего один другому оказался должен… тут можно строить догадки, но никакой суд во внимание оные не примет, ибо не подтверждены они бумагами.

      – Но все ж видели в трактире, как они в карты играли! Все ж видели! – бросилась в атаку Прасковья Михайловна. – Найдутся свидетели!

      Дави! – прошелестел в мозгу бесцветный голос дядюшки. – Дави и пугай, как условлено.

      – Не согласны? Обращайтесь в губернский суд. Только учтите, что должник либо лицо, на которое переходит долг, при отказе от уплаты или при невозможности оной могут быть заключены под стражу, а имущество их оценено следствием и взято в казну… из казны же будут сделаны выплаты заимодавцам… Объясняя же по-простому, замечу: не заплатите долг – Терентий Львович в острог сядет… если к тому моменту будет ещё пребывать на сем свете. Если же преставится – садиться в острог придётся вам, Прасковья Михайловна. А что вы там насчёт свидетелей в трактире толковали – так это чушь. Никто в вашу пользу свидетельствовать не станет, ибо никакой им в том нет корысти. И более того, свидетели, поставившие свои подписи на сей бумаге, – прихлопнул я ладонью вексель Терентия Львовича, – подтвердив ваши слова, оказались бы законопреступниками. Пойдут ли они на такую жертву ради вас?

      Вот-вот, – подтвердил дядюшка. – Тут ей крыть нечем.

      Ей и впрямь ничего другого не оставалось, как вновь залиться слезами. Если она надеялась растрогать этим господина Мураведова, то напрасно. Он терпеливо ждал, когда барыня успокоится.

      – Что же мне делать? – прошептала она. – Где ж такие огромные деньги достать?

      Всё, спеклась! – хихикнул в моём мозгу дядюшка. – Теперь малость участия подбавь.

      – Срочно продавайте недвижимость и движимое имущество, – посоветовал Мураведов. – По моим прикидкам, если разумно к делу подойти, то хватит и на уплату вашего долга, и останется