Масть. Виталий Каплан

– будто поверх одной карты шлёпнули другую – его ускользающий в сторону взгляд, пальцы, трущие пуговицу мундира. «Пожалуй, Андрей Галактионович, это будет для тебя наилучшим исходом… Подавай прошение на высочайшее имя… Ну, ты же сам всё понимаешь… и прямо сказать, все офицеры тоже так думают». А когда его взгляд всё же на мгновение пересекается с моим – то и не поймёшь, чего в нём больше, жалости или презрения.

      Вот тебе и освободил ум от всего лишнего! Вот и превратил его в зеркало! Когда сверху упало на меня что-то тяжёлое и мягкое, я целую секунду по-дурацки хлопал глазами и силился вернуться в действительность. Видимо, этой-то секунды и не хватило, чтобы скинуть с себя нежданный груз, отскочить, выхватить шпагу… А потом уже оказалось поздно.

      Они даже связывать меня не стали – просто влепили по затылку длинным и узким мешочком с песком, и когда я пришёл в себя, то обнаружил, что лежу на спине, на ноги мне навалено тяжеленное бревно, и точно такое же – на вытянутых назад руках. Шпага валялась справа шагах в десяти, но даже будь она совсем рядом – под брёвнами я беспомощен, как поросёнок, которому вскоре надлежит стать колбасой.

      Эти двое даже лиц не закрывали – плохой, очень плохой признак. Одеты оба по-мужицки: тот, что постарше, – с редкими светлыми волосами, с кривым носом, с маленькими, утопленными глубоко серыми глазами. Тот, что помоложе, – русоволос, борода лопатой, на мочке уха засохшая болячка.

      – Очухался, ваше благородие? – хихикнул молодой. – Что глазами-то лупаешь? Удивляешься, где же его светлость? А они слишком заняты, чтобы лично с тобою возиться, господин Полынский. Нас вот попросил тебя встретить, подсобить… Ну и подсобили… Сейчас будет тебе поединок, сейчас супостат твой и появится. Слышь, колёса стучат… скоро уже…

      – Кончай языком мести, Архип, – буркнул старший. – Делай что приказано и болтай поменьше.

      – А я и делаю, дядька Степан, – возразил младший. – Не боись, их благородие уже никому ничего не расскажет. Сейчас…

      Он отошёл в сторонку, пропав из виду, и тотчас появился снова. Положил мне что-то на грудь. Видеть я не мог, но по запаху сразу понял, что это такое. Сырое мясо, слегка тронутое гнильцой.

      – Вроде как приманка, ваше благородие, – словоохотливо пояснил Архип. – Чтобы, значит, супостата к вам привлечь. Голодный он, супостат, а тут и мясца-то всего ничего. Фунта два будет… Ему это на один, как говорится, зуб.

      – Подъехали, – негромко сказал дядька Степан. – Сейчас приведут.

      И впрямь, услышал я тяжёлый перестук колёс, ржание коня, чью-то приглушённую ругань, звон железа. А потом, чуть приподняв голову, смог и увидеть новое действующее лицо.

      Медведь показался мне огромным – встав на задние лапы, он башкой мог бы подпирать потолок. Аршина четыре будет. Но сейчас шёл он на четвереньках, не спеша, а справа и слева удерживали его на цепях невзрачные какие-то мужики.

      – Ну, всё, благородие, прощевай, – заливисто рассмеялся Архип. – Нам пора, мы своё дело сделали.