Полиция города Лисса. Олег Вязанкин

торопливо шёл пожилой человек. Вся его фигура была какой-то несуразной: чрезвычайно широкие брюки и довольно объемная талия никак не сочетались с узкими плечами и маленькой головой, которую венчала тёмная шляпа-котелок. Издалека фигура этого господина казалась совершенно треугольной, что усугублялось плащом, полы которого раздувались от быстрой ходьбы.

      – И как ему не жарко? – спросил инспектор Моррисон. Впрочем, это было не более чем мыслью вслух. Погода и в самом деле не предполагала столь тёплого одеяния: старший констебль Барнсли, стоявший рядом с инспектором на просторном балконе полицейского управления, даже обмахивался большим почтовым конвертом, хотя солнце начинало садиться, и зной был уже не таким, как днем.

      – Осмелюсь заметить, возраст. У меня матушке за семьдесят, так она и летом зябнет.

      Инспектор молча кивнул, и констебль продолжил:

      – Так вот, я и подумал, что некуда ему больше этот велосипед спрятать, как в сарайчик к тётке – она еле ходит, сама туда никогда не заглядывает, а ключ у него есть. Подхожу: и точно, на земле перед сарайчиком следы колёс! Я прямиком к нему. «Что же ты, – говорю, – под суд захотел? На своей же улице воровать – это вообще дело последнее!» Он сначала сделал вид, что не понимает, а как я попросил ключ взять да сарайчик тот открыть, чуть не разревелся. Девятнадцать лет, а стыдоба такая! Говорит, зависть взяла – он давно точно такой же велосипед хотел, да больно дорого.

      – Понятно. – Моррисон провел рукой по коротким усам. – Протокол составили?

      Констебль виновато склонил голову:

      – Так это, сэр… Я подумал, что хватит беседы. Велосипед он уже вернул, хозяин не в претензиях. Поругался, но простил. А протокол писать по всем правилам – значит, судить парня будут. Я поступил неправильно, сэр?

      – Да нет, всё верно. Но за парнем пусть приглядывают.

      – Слушаюсь.

      Пока шла беседа, нескладный господин дошёл до угла, где выгружали бочки с рыбой, и что-то спросил у рабочих. Те указали в сторону полицейского управления.

      – А джентльмен-то к нам. Джим, встретьте, узнайте, что у него за дело.

      Констебль еле заметно улыбнулся, как делал всегда, когда начальник называл его просто по имени, и пошёл на первый этаж. А спустя пару минут ввел в кабинет Моррисона господина в расстёгнутом плаще, крепко державшего свою тёмную шляпу двумя руками.

      – Мистер Томас Олви. Говорит, по делу о ночном взломе, – отрапортовал констебль.

      Моррисон указал гостю на стул и всем своим видом показал готовность внимательно его выслушать. Однако тот еще долго протирал платком шею, оглядывал кабинет, где кроме письменного стола, нескольких стульев и шкафов с бумагами ничего примечательного и не было, или начинал теребить край свежей газеты, торчавшей из кармана плаща. В конце концов инспектор не выдержал:

      – Итак, что вас привело ко мне?

      – Наш констебль, Норридж, посоветовал к вам обратиться. Он сказал, что дело непонятное, только сэр Говард Моррисон может разобраться. То есть вы… – тут мистер Олви обезоруживающе улыбнулся. Поймав его взгляд, чем-то напомнивший бассет-хаунда, инспектор еле подавил улыбку и заверил, что сделает всё возможное.

      – Благодарю! Просто ко мне в первый раз кто-то проникает в дом. Я привык к спокойной жизни, а тут…

      – Давайте подробнее. Где вы живёте?

      – Я снимаю виллу «Вязы» в полумиле от Каперны. Место замечательное, сквозь сосны видно море, это так успокаивает… Дом не очень большой, но в два этажа. На первом – гостиная, кухня и комнаты моих слуг.

      – Кто они? – Моррисон делал быстрые пометки в своем блокноте.

      – Это чета Дуглас, Майкл и Эмма, они у меня уже двадцать с лишним лет, ведут всё хозяйство. Да, а на втором этаже – моя спальня и что-то вроде большой библиотеки, где всё и случилось. Я привёз с собой несколько картин, а нынче утром одну из них нашел на полу с разломанной рамой. Кто-то ночью проник в дом и сделал всё это, а вот зачем?

      – А как проник?

      – Вот это и непонятно. Двери и окна были заперты.

      – Хм… Что-нибудь из вещей пропало? Или, может быть, также повреждено?

      – Нет. Я на всякий случай проверил бумаги, но они все на месте. Другие вещи тоже.

      – Любопытно. И вы ничего не слышали?

      – Абсолютно ничего. Но я не очень чутко сплю. Слуги тоже мистеру Норриджу ничего не смогли сказать.

      – А могло получиться так, что картина просто упала, и рама разбилась? Или что это случилось не ночью, а, скажем, вчера днём, когда вы в очередной раз были на прогулке?

      Олви удивлённо уставился на инспектора:

      – Я и правда каждый день совершаю большие прогулки, по совету своего доктора… А как вы об этом узнали?

      – Так, мелочи. Например, ваш загар, которого нет под шляпой. И то, что вы отпустили извозчика до того, как доехали до полицейского управления, хотя не знали точно, где оно находится, тоже говорит о привычке к пешим прогулкам.