Где похоронены ангелы? Повесть. Роман Кулиев

лы

      Повесть

      Часть I

      Тогда я неторопливо шел по узкой тропинке, которая вот-вот замыкалась краями у старого колодца. Трава вокруг была не большой, но росла чертовски обильно. Тучи сгущались и вскоре серость тенью окутала рощу и уходящую в город дорогу.

      В дали эхом раздались грозные колокола, и шепотом ветра донеслись до меня. С голых ветвей тронулись вороны неразборчиво ворча и нагоняя еще более пронзительную печаль на сердце.

      С неба пали первые холодные капли. Наступал дождь.

      Я обернулся в сторону Великой Спасительной Стены, которая всем своим размером и убеждающей одним видом несокрушимостью: давала понять, сколь ты не значим. Она была выложена из одного серого, широкого кирпича и как рассказывали Последователи начилась еще в десяти метрах под землей, и как я мог видеть заканчивается в двадцати над ней. Численно было ровно двадцать кирпичей, которые лишь в высоту протягивались на метр, не говоря уже о длине! Это были просто огромные выбитые прямоугольниками куски бетона. То, как возводилось это я держал по прежнему без ответа.

      Великая Спасительная Стена, или как ее еще называли Стена Спасителя проходила вокруг всего города и не имела ни ворот ни окон. Она была совершенной и непреодолимой преградой для всего живого, кроме птиц, которых зачастую отстреливали солдаты.

      Колокола повторно ударили и разнеслись глухим эхом. Это означала одно: скоро вечер, а 22:00 наступает комендантский час и если я не успею домой к его началу, то меня заберут в Следственный Отдел, где будут допрашивать от имении Иисуса и Святого Отца высокие мужчины в черных плащах и белоснежных масках с прорезами у глаз и рта. За тем если сочтут меня подозрительным, или преклонно-нечестивым, то заклеймят щеку полу-овалом с вытянутым крестом посередине.

      Поймав снова: пометка дополнится еще одним клеймом, и на вашей щеке будет красоваться полный целый выжженный, нагретым до 350 градусов куском железа овал, который растопит кожу, под шипение вытекающего струями жира изувечит нервные окончания и оставит часть лица в застывшей холодной гримасе.

      Последующий проступок, вроде драки, черно-торговли или не дай Бог кражи, влечет изгнание из Города Праведников. Как правило: человека связывают и на канате спускают со стены вниз, вычеркнув его из всех документов: из церковных журналов, учетных книг, его имя стирается везде где могло быть, из газетных статей, дневников летосчисления, доски почета. Нарушителя не было. Если ты упомянул его в праздничной речи, разговоре, или вдруг написал о нем то на тебя ложиться пристальный взор Божественной Службы. И тебя заклеймят, будь уверен заклеймят, а для гражданина нет страшнее кары, чем изгнание из Города.

      Жил я вовсе не далеко, но одна мысль о клейме заставила ускорить шаг. Спустив козырек шляпы на глаза и приподняв до носа шелковый шарф я направился к городу, уставившись ровно на серую потресканную землю. Колокола снова раздались монотонным эхом над городом. Показалось, что тучи над головой складываются знакомым, но давно позабытым силуэтом. Напоминало птицу… но я твердо был уверен, что птицей силуэт не являлся. Он отражал совсем другое…

      Через каких-то десять минут я уже проскочил в подъезд под недавно начавшимся ливнем, повесил куртку на крючок у старой выцветшей от времени двери, обошел умеренно пустую, но нормальную по меркам нашего спасенного общества комнатку и пододвинув старое кресло, скрипя ножками об пол, поближе к окну, вывел громкость приемника на максимум. Из маленького динамика доносилось «Аллелуя». Я заварил крепкое кофе, аромат которого разнесся по всей комнате до самого подъезда и приземлился на кресло тоскливо смотря на улицу из грязного окна и притупил беспокойство под мелодичную музыку.

      Внезапное обращение перебило песню из приемника. Раздался уверенный мужской голос, который приходилось слышать из за дня в день на протяжении целых пятнадцати лет:

      «Добрый вечер всем братьям и сестрам!»

      «Интересно» – подумал я – «то что за столько времени голос, тембр вовсе не поменялся. Ни добавилось не хрипотцы ни дрожи. Все осталось ровно таким каким оно было в прошлом»

      «Город праведников отмечает Сорок пять тысяч восемьсот сорок два дня с момента его основания» – про констатировал голос -«по воле Господа нашего и Сына его – Иисуса Христа!»

      Речь диктора остановилась и около десяти секунд играли простые церковные колокола, затем следовало продолжение:

      «Завтра – воскресенье, братья и сестры, мы в лице наших Последователей ждем вас всех на Богослужении! Богослужение Господу нашему будет принимать Верховный Последователь – Авраам Якоб! Всем жителям Великого Города собраться на площади мучеников в полдень! Слава Господу нашу и Последователям!»

      Приглашение закончилось и безмолвие диктора подхватили удары колоколов. Моя душа спокойно кочевала в раздумьях, а тревога, что мучила у Великой Стены растворилась с ливнем.

      Все таки, как же диктор, если конечно же он один, сохраняет свой голос в таком