Екатерина Медичи. Владимир Москалев

все же я прощаюсь с вами, ибо чувствую, что битва эта окажется для кого-то из нас последней.

      – В таком случае, прощайте, Монморанси.

      Вернувшись в Париж, коннетабль тут же поспешил к королеве.

      – Ну, что? – спросила она с читаемой надеждой во взгляде. – Они не приняли мира?

      – Нет. Они решили биться за свою веру.

      Огонек надежды потух в ее глазах. Она опустила их:

      – Я так и знала.

      Он передал содержание их беседы и сам же резюмировал:

      – Их требования невыполнимы, и никаким обещаниям они уже не поверят. Нам предстоит кровопролитное сражение, мадам.

      – Они сами избрали этот путь.

      – Их вины здесь нет.

      Она вопросительно уставилась на него.

      – Они полагают, что король намеренно собрал против них войска. Их действия – всего лишь готовность к отпору.

      – Вы пробовали переубедить их? Открыть им глаза на действительное положение вещей?

      – Я пытался, но у меня ничего не вышло. Они стоят на своем. Они готовы к бою.

      И он постарался объяснить королеве то, в чем она сама себе смутно признавалась:

      – Кто сможет теперь убедить протестантов в их заблуждении? Разве они поверят? Великий ордонанс о перемирии и свободе вероисповеданий обернулся всего лишь грудой сухого пороха, готовой взорваться от малейшей искры, будь она брошена рукою католика или гугенота. И те и другие давно ненавидят друг друга, столкновения не избежать. Не начни первыми гугеноты, начали бы католики. Последние даже рады: им давно уже хочется поохотиться на еретиков.

      Он замолчал.

      – Кажется, этому никогда не будет конца, – обреченно произнесла королева-мать и тяжело вздохнула. – Будто и не было никакого путешествия… Неужели причиной всему…

      – Различие религий, – негромко закончил коннетабль.

      – А кто все это породил?

      Монморанси, опустив голову, тихо проговорил:

      – Вы и сами знаете ответ. Церковь.

      Она взяла его за руку и приложила палец к губам:

      – Молчите… Хорошо что нас никто не слышит. Да, здесь источник всех бед! Но мы с вами бессильны что-либо сделать…

      Они помолчали, думая каждый о своем, хотя в сущности об одном и том же.

      – Про испанцев ничего не слышно?

      – Пока нет.

      – Не стоило бы им вмешиваться в наши дела. Дайте мне знать, как только они появятся.

      – Ступайте, Монморанси, вы сегодня устали. О новостях я сразу же извещу вас.

      Коннетабль поклонился и вышел.

      – Крийон! – тотчас же позвала Екатерина, едва за ним закрылась дверь.

      Верный телохранитель тут же возник перед ней, как сказочный джинн.

      – Крийон, отправьте кого-нибудь за Рене! Хочу его видеть немедленно! И пусть захватит свой саквояж с инструментами, он знает, о чем я говорю.

      – Слушаюсь, ваше величество.

      – Ступай, и позови ко мне мадемуазель де Лимейль.

      Через несколько минут Николь де Лимейль, старшая