Корова Стеллера, или Проверка правописания по-французски. Валентин Зверовщиков

знание хозяйки. Вследствие исключительности произошедшего подробности происшествия разглашению не подлежат.

      Желающих что-либо сообщить по существу дела просят обращаться к чиновнику по особым поручениям Клочкову П. М. Телефон № 2 и № 7».

      Самое страшное противоправное дело, которое довелось вести чиновнику по особым поручениям губернатора Клочкову Павлу Михайловичу, был случай мордобоя в китайском кабаке Ли Ши-Тяна, когда местный богач Чурин, двоюродный брат знаменитого сибирского Чурина, будучи в сильном подпитии, дважды дал в ухо коллежскому асессору Леху, отчего у асессора сделалось сотрясение мозга.

      Расследование не заставило себя долго ждать, и вскоре всё общество узнало, что ни первый, ни второй не помнят, собственно, из-за чего дело вышло.

      За всестороннее и вдумчивое разбирательство оного преступления Клочков был произведен в чин ротмистра. Поэтому, когда ранним утром тридцатого числа его призвали выполнять служебные обязанности, он сильно изумился и поначалу запустил сапогом в денщика Белугина.

      – Так и есть, ваш высокородия, лежит самым мертвым образом и вся морда синяя! Как бог свят, не вру!

      И с истовостью старого служаки Кузьмич наложил на себя крест аж шире плеч.

* * *

      В доме хозяйки N, а проще говоря, гражданки Колодилиной, у которой арендовал жилье покойный, стоял бабий вой, выдававший особые отношения хозяйки с младшим делопроизводителем Штарком, чего, впрочем, они не скрывали.

      В городе, насчитывающем около тысячи жителей, каждый жил на виду. Ничего скрыть было нельзя. Да и двери сроду не запирали. Воровство на полуострове отсутствовало как понятие.

      Колодилина Варвара уже несколько лет считала себя вдовой. Муж сгинул во Владивостоке. Последний раз его видели обкурившимся опиумом в тамошнем китайском притоне. И женщина содержала себя тем, что сдавала внаём всё, что имела.

      Обложной дождь, зарядивший с утра, превратил поход к дому вдовы в пример гражданского мужества. Мокрый до нитки, злой и грязный по колено, Павел Михайлович вслушивался в вой женщины с тоскою волка посреди пустой степи. В комнате стоял стойкий запах сивухи, по причине которой сама вдова не могла упомнить, что вчера, собственно, было на квартире её постояльца и кто у него гостил. Когда-то красивое лицо женщины оплыло от беспробудного пьянства. И расспрашивать ее Клочков посчитал никчемным делом.

      На время отпуска врачебного инспектора трупом занимался зубной врач Шумилин.

      – Труп как труп, – сказал он после осмотра. – Признаков насильственной смерти нет. Однако под правой мышкой покойника обнаружена шишка неизвестного происхождения. То ли ударился где, то ли нарыв под названием «сучье вымя».

      – Зубы в порядке? – спросил Клочков, но Шумилин шуток не понимал.

      – Зубы не повреждены. Признаки драки отсутствуют.

      В комнату, отряхивая зонтик, вошла жена губернатора Софья Михайловна.

      – Боже ж мой, боже ж мой! – запричитала она с порога. – Бедный Иван Генрихович! Как это произошло, Павел Михайлович? Как же так?

      – Вот, извольте видеть, – вздохнул ротмистр и поспешно добавил, – впрочем, что тут смотреть? – и накрыл бедного Ивана Генриховича сероватой простыней.

      Денщик преувеличил. Синим у Штарка был только заострившийся кончик носа, выдававший делопроизводителя с головой. Действительно, Иван Генрихович, старательный на службе, жил тихо и попивал дома и незаметно для окружающих. На улице же его часто видели разговаривающим самим с собой, что служило поводом для насмешек и беззлобного подтруниванья.

      Причины волнения губернаторши были Клочкову также понятны. Иван Генрихович, кроме служебных талантов, обладая невероятной харизмою, пользовался славой известного на полуострове аматёра-любителя по театральной части. Без ложной скромности он чтил себя любимцем камчатской публики и играл в театре «С.М. и Н. В. Мономаховых» характерные роли, где сама губернаторша, впрочем, на общественных началах, служила художественным руководителем.

      Вот и в последней постановке драмы Софьи Михайловны «Долой пьянство!» в трех действиях, которую она написала саморучно, отравленная атмосферой морского порта, он исполнял роль алкоголика- отца, от которого отказались дети и жена, в результате чего потрясенный герой исправлялся и в финале все дружно пели оду государю-императору.

      – И как же теперь быть? Что делать? – продолжала причитать Софья Михайловна.

      Через месяц с материка должен был приехать владыко Нестор, которому она клятвенно обещала покончить с пьянством на полуострове. И что же теперь? Кто справится со сложнейшей ролью отца?

      – Сумбатова-Южина, что ли, из Москвы вызывать?

      В обозримом пространстве актеров такого уровня, как Штарк, просто не существовало.

      Софья Михайловна жила в двухэтажном губернаторском доме по-соседски, поэтому обратно ротмистр с губернаторшей шли вместе.

      Деревянный тротуар кончался непосредственно за домом начальника Камчатки, поэтому шли прямо по лужам, не разбирая дороги. Лицо женщины,