Девочка со спичками. Юрий Буйда

ами, голландскими цветами, потом компьютерами. C помповым ружьем охранял по ночам свой магазин в подвале, дрался с рэкетирами, питался бутербродами с подозрительной колбасой, запивая их подозрительной водкой, зарабатывал деньги и терял деньги, но никогда не впадал в отчаяние. Даже когда случился дефолт и фирма разорилась, он не изменился в лице. Даже когда родной брат украл всю их долларовую заначку и бежал за границу, Андрей остался невозмутим. Но когда его жена покончила с собой, он вдруг растерялся.

      Катя была деревенской красавицей, училась на бухгалтерских курсах. Через четыре месяца после свадьбы она почувствовала себя плохо, в больнице сказали, что у нее саркома. Пять дней она молчала, а на шестой разделась догола и выбросилась из окна одиннадцатого этажа. Ее смерть была ужасна, но еще ужаснее было то, что голая Катя лежала на асфальте и любой прохожий мог пялиться на нее, пока тело не увезли. Андрей не мог понять, зачем она разделась, почему переступила эту черту.

      – Стыдоба-то какая, – сказала теща, когда Андрей рассказал ей по телефону о смерти Кати. – Вези-ка ее сюда, здесь похороним, только никому не рассказывай, что она померла нагишом.

      Тещу Андрей никогда не видел – на свадьбу она приехать не смогла: «На мне сын да скотина».

      Продав остатки товара и рассчитавшись с хозяином квартиры, Андрей поставил гроб с телом жены в кузов грузовичка и выехал из Москвы.

      До деревни было километров триста по шоссе, а потом около двадцати по лесным дорогам.

      Был канун Нового года, смеркалось, узкое обледеневшее шоссе заметало снегом, гроб в кузове погромыхивал, когда грузовичок подпрыгивал на выбоинах, Андрей курил, глядя в темноту.

      Он никогда не боялся будущего и не копался в прошлом. Жил в согласии с собой, хотя согласие это носило характер подчас взрывоопасный. Но после смерти жены в его мире что-то треснуло, и из трещинки потянуло такой тьмой, такой стужей, таким ужасом, с какими он еще никогда не сталкивался. Дело было не в самоубийстве жены, не в том, что молодая женщина отказалась от борьбы, а в том, что она выпрыгнула из окна голышом. Он и себе не сразу признался, что дело было именно в этом: так это все было дико, нелепо, даже комично, пусть и дьявольски комично. Разумеется, она была не в себе, только этим и объясняется ее поступок. Но эта мысль теперь казалась недостаточной, а другой не было, потому-то мир и треснул, и из этой чертовой трещинки тянуло мраком и холодом, словно из какой-то древней пещеры, где в смрадном мраке возятся безглазые чудовища, пожирающие друг дружку, чешуйчатые, покрытые ядовитой слизью бессмертные монстры, само существование которых – даже знание о них – отравляет мир, лишая его смысла…