Если я останусь. Гейл Форман

посыплет даже легкий снежок, потому что на всю округу один-единственный снегоочиститель и тот трудится на расчистке дорог. Здесь у нас с неба обычно падает мокрая – кап-кап-кап, – а не замороженная вода.

      В общем, снега достаточно, чтобы не идти в школу. Мой младший брат Тедди издает боевой клич, когда мамино утреннее радио объявляет об отмене занятий.

      – День снега! – вопит братишка. – Пап, пойдем лепить снеговика.

      Папа улыбается и постукивает по трубке. Он начал курить ее недавно, когда вдруг увлекся этим старым сериалом «Папе видней», популярным в пятидесятые годы. Еще он носит галстуки-бабочки. Я никак не могу понять – то ли его новый образ – это верх элегантности, то ли папа просто насмехается и таким способом сообщает, что когда-то был панком, а теперь учит детей в средней школе, то ли учительство и в самом деле превратило его в завзятого консерватора. Но запах трубочного табака мне нравится: он сладковатый и дымный – и напоминает о зиме и дровяных печах.

      – Ты, конечно, можешь предпринять героическую попытку, – отвечает Тедди папа. – Но вряд ли на дорожках хоть что-то залежалось. Пожалуй, сейчас у тебя лучше получится снежная амеба.

      Я знаю, папа счастлив. Жалких три сантиметра снега означают, что все школы округа закрыты, включая мою старшую и среднюю, где преподает папа, – так что для него это тоже неожиданный выходной. Мама, работающая в туристическом агентстве нашего городка, выключает радио и наливает себе вторую чашку кофе.

      – Ну, раз вы все сегодня бездельничаете, то я уж точно не поеду работать. Это просто несправедливо. – Она берет телефон и звонит на работу; закончив разговор, смотрит на нас: – Мне что, теперь завтрак готовить?

      Мы с папой хором хохочем: мама «готовит» кукурузные хлопья и тосты. Повар у нас папа.

      Притворяясь, что не слышит нашего хохота, она достает из шкафчика коробку «Бисквика»[1].

      – Ну ладно, вряд ли это так сложно. Кто хочет оладий?

      – Я, я хочу! – подпрыгивает Тедди. – А можно с шоколадной стружкой?

      – Не вижу препятствий, – отвечает мама.

      – Ура-а! – вопит Тедди, размахивая руками.

      – Что-то у тебя многовато энергии для столь раннего утра, – поддразниваю я и поворачиваюсь к маме: – Пожалуй, тебе не стоит позволять Тедди пить так много кофе.

      – Я уже давно завариваю ему без кофеина, – парирует мама. – Он просто буен от природы.

      – Главное – мне не заваривай без кофеина, – сдаюсь я.

      – Ну, это уже было бы насилие над ребенком, – замечает папа.

      Мама вручает мне дымящуюся кружку и газету.

      – Там отличная фотография твоего красавчика.

      – Правда? Неужели фотография?

      – Ага. Кажется, с лета мы большего и не видели. – Мама поднимает брови и смотрит на меня искоса – так она «заглядывает в душу».

      – Это да, – отвечаю я, невольно вздыхая.

      «Звездопад», так называется группа Адама, быстро набирает популярность, и это прекрасно по большей части.

      – Ах, слава молодым не впрок, – изрекает папа, но при этом улыбается. Я знаю, он очень рад за Адама. Даже горд.

      Я пролистываю газету до календарного раздела. Там маленькая информационная врезка о «Звездопаде» с еще меньшей фотографией всей четверки, а рядом большая статья про «Бикини» и огромный снимок их вокалистки, панк-рок-дивы Брук Веги. О ребятах сказано только, что «местная группа “Звездопад” выступит на разогреве у “Бикини” на портлендском отрезке гастрольного тура звезд панк-рока по стране». В статье не упоминаются куда более важные для меня новости: вчера вечером «Звездопад» был хедлайнером в одном из клубов Сиэтла и, судя по эсэмэске, которую Адам прислал мне в полночь, собрал полный зал.

      – Едешь сегодня? – спрашивает папа.

      – Собиралась. Если весь штат не парализует из-за снега.

      – И в самом деле, ведь надвигается метель. – Папа указывает на одинокую снежинку, неторопливо плывущую к земле.

      – Еще я, кажется, буду репетировать с каким-то пианистом из университета, его профессор Кристи где-то откопала.

      Профессор Кристи, университетская преподавательница музыки на пенсии, у которой я занимаюсь последние несколько лет, все время ищет новые жертвы – с кем я могла бы сыграть. «Держи себя в форме, и ты еще покажешь всем этим снобам из Джульярда[2], что значит настоящее исполнение», – говорит она.

      Я еще не поступила в Джульярд, но прослушивание прошло чрезвычайно удачно. И баховская сюита, и Шостакович лились из меня так, как никогда прежде, – будто мои пальцы стали живым продолжением струн и смычка. Когда я закончила играть – тяжело дыша и с дрожью в ногах, оттого что слишком сильно их сжимала, – один из членов комиссии даже похлопал, а это, как мне кажется, случается не так уж часто.

      Когда я выползла за дверь, тот же самый экзаменатор сказал мне, что их консерватория давно «не видела деревенских девочек из Орегона». Профессор Кристи сочла это добрым

1

«Бисквик» – кулинарная смесь для выпечки. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

Джульярд – престижная консерватория в Нью-Йорке.