Бриллиантовая уха. Наталья Александрова

журналистку оператор. – Я все снимал! Материал будет – первый класс!

      Глаза оператора горели, он испытывал тот удивительный подъем, какой бывает у журналиста, оказавшегося свидетелем настоящего события, подлинной сенсации.

      Но девушку словно сковал паралич. Она с трудом заставила себя подняться на ноги и медленно доковыляла до возбужденного оператора.

      Рядом с ней сотрудник конкурирующего телеканала уже торопливо вещал в микрофон:

      – Только что буквально на наших глазах произошло покушение на известного всей стране политика. В холле новой петербургской гостиницы, где проходит экономический форум, была взорвана бомба. Это уже третье покушение на одного и того же человека. К счастью, охрана вновь была на высоте, и покушение не увенчалось успехом. Никто, конечно, не видел самого исполнителя…

      «Кое-кто видел, – подумала журналистка. – Кое-кто видел!»

      И она почувствовала, как мерзкий, липкий страх наполнил все тело до кончиков пальцев.

* * *

      – И что? – с тревогой спросила Ирина, понимая в душе, что ничего хорошего ей не скажут. Так и оказалось.

      – Воля твоя, – с отчаянием крикнула дочь. – Но все это никуда не годится!

      – Но что же делать, – вздохнула Ирина. – Придется идти в чем есть.

      Наташка глазами выразила все, что она думает о своей легкомысленной и безответственной матери, и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Ирина снова тяжко вздохнула и оглядела разоренное помещение. По всей комнате валялись одежда, белье и предметы туалета. На разложенном диване лежали два платья, еще одно, синее, было на Ирине.

      «Наташка права, – с тоской подумала Ирина, – это синее еще хуже, чем те. А я так на него рассчитывала…»

      Ирине ужасно нравилась ее работа – писать детективы. Собственно, работой это трудно было назвать. Как известно, то, что приносит удовольствие, это уже не работа. Нельзя сказать, что все в ее деятельности было безоблачным – бывали дни, когда Ирина называла себя бестолочью, бездарностью, чувствуя, что не может написать ни строчки. Однако когда очередной роман бывал закончен, ее охватывало чувство необычайного удовлетворения. А уж когда она видела, что на лотках и в магазинах появилась новая книжка, радости не было предела.

      «Неужели это я, скромная домохозяйка, неудачница, как считали некоторые, смогла написать двенадцать романов, которые расходятся весьма приличным тиражом? Неужели это мои книжки читают люди, проглатывают залпом, передают друг другу и жадно спрашивают продавцов: «А Снегиревой нет? Ах, эта книжка, я уже ее читала. А когда новая выйдет?»

      Слов нет, работа приносила Ирине много радости. Были в ней и другие плюсы. Не нужно каждое утро вставать рано, с трудом продирая глаза, с тоской одеваться и ползти на службу, трясясь в переполненном вагоне метро и рассматривая заспанные лица таких же, как она, горемык. Не нужно интриговать и прогибаться перед начальством, добиваясь очередного повышения зарплаты. Не нужно портить желудок бутербродами или сомнительными блюдами из ближайшего бистро.