Кудесник (сборник). Евгений Салиас де Турнемир

дело, барин, – сказал ямщик, усаживаясь на облучок. – Тут вся деревня почитай голодная сидит.

      – Отчего?! – оживленно воскликнул молодой человек.

      – Как отчего: хлеба нет.

      – Почему же хлеба нет?

      – Как почему: не собрали ничего. На семена не хватило… Да это у нас не в диковину.

      Оба путника влезли в возок, поправив предварительно подушки и кое-какую мелочь, которая вся перетряслась при падении возка. Через минуту возок двинулся.

      – Смотри ты, леший, опять нас не вывороти где!

      – Зачем. Как можно… Будьте спокойны! – отозвался ямщик таким голосом, как будто ничего подобного с ним никогда не случалось и случиться не может.

      Он задергал вожжами, начал со всей мочи хлестать всех трех заморенных лошадей, и возок заскрипел по морозному снегу.

      На дворе уже был вечер. Через полчаса мелкой, плохой рысцою возок въезжал в заставу города.

      – А по Москве нам ведь, помнится, много ехать? – спросил молодой человек.

      – По Москве-то? Да вот как скажу: через весь город. Почитай на другую сторону.

      – Тем лучше.

      – Почему же: тем лучше?

      – Город посмотрю. Я его плохо помню.

      – Это бы и после можно было. Какое же теперь смотрение? – отозвался Норич.

      Действительно, возок начал поворачивать из улицы в улицу, направляясь с одного края Москвы на другой. Улицы были пустынны, только изредка попадались встречные. Маленькие домишки стояли темны, и только на больших улицах большие дома, помешавшиеся исключительно в глубине просторных дворов, были освещены.

      Напрасно молодой человек пытливо выглядывал в отворенное окошко возка – он ничего не мог разглядеть благодаря вечерней мгле пасмурного зимнего дня. Впрочем, он выглядывал на улицу с каким-то странным чувством, будто хотел сам рассеять себя и успокоить в себе то бурное чувство, которое поднималось и бушевало в груди.

      Пока возок двигался по городу, молодой человек раз десять спросил:

      – Скоро ли?

      И каждый раз получал ответ Норича:

      – Скоро, скоро.

      Немудрено было волноваться молодому путнику. Он был чуть не в первый раз в Москве и даже в России, так как выехал из нее почти ребенком. Он едва помнил того, к кому теперь ехал. Вдобавок он не знал, что завтра будет с ним, что он увидит, что услышит. Он знал только, что предстанет тотчас же пред человеком, который одно из первых лиц русского государства – богач и сановник, именитый вельможа. К тому же этот сановник – его родной дед, которого он Бог весть когда видел, совершенно не знает и которого и не думал увидеть в этом году, если бы обстоятельства не перевернулись вдруг так ужасно, странно и загадочно.

      Чем ближе была от него цель его долгого, шестинедельного путешествия с берегов Рейна к берегам Москвы-реки, тем более захватывало дыхание у молодого человека. И вдруг теперь его стало душить за горло, слезы навернулись на глазах. Он снял шапку и отер горячий лоб. Почему явились эти слезы – он сам не понимал. Как будто предчувствие чего-то дурного, чересчур дурного, скользнуло тенью по душе.