Великий раскол. Даниил Мордовцев

чем на зелень и на весь божий мир.

      – Ты, протопоп, ложно толкуешь Мелетия, – мягко отвечал Полоцкий, – он сложил вот так два перста и к оным, а не просто пригнул большой палец – и вышло знамение от троеперстия, а не двуперстия.

      Аввакум даже подпрыгнул было, как ужаленный, но, увидав Морозову, так и остановился с открытым ртом, собравшимся было энергически выругаться.

      Низко наклонив голову, Морозова подошла к нему под благословение. Аввакум с чувством благословил ее. Потом она в пояс поклонилась Симеону Полоцкому и поцеловалась с молодым Ртищевым, с Федором.

      – Вот, сестрица, – сказал, улыбаясь, Федор, – отец протопоп поражает нас, словно Мамая.

      – Да вы злее Мамая! – по-прежнему горячо заговорил задетый Аввакум. – Все вы, двуперстники!.. А не в ваших ли еретических книгах (снова обратился он к Полоцкому) написано, будто жиды пригвоздили Христа до креста? а?

      – Что ж, коли написано? – спокойно отвечал Полоцкий.

      – Как что ж! Али крест – живой человек! Вот ежели бы до тебя пригвоздили жиды разбойника, так оно было бы так; а то на: Христа – до креста!

      – А не все ли равно, до креста или ко кресту?

      – Это для вас, хохлов, все равно, а не для нас… О! да я в огонь пойду за наше «ко» – оно истинное, и за него я умру.

      Аввакум говорил горячо, страстно. Присутствие слушателей, и в особенности Морозовой, подмывало его еще более, придавало ему крылья. Он был оратор и пропагандист по призванию. Он «кричал слово Божие» везде, где только были слушатели, и чем больше была его аудитория, его паства, тем он охотнее выкрикивал слово Божие. В Сибири ему не перед кем было развернуться. А Москва – о! это великая аудитория для оратора. В Москве Аввакум не сходил со своего боевого коня.

      – А не вы ли, новщики, разлучили Господа с Иисусом! – напал он с другой стороны на Полоцкого.

      – Как разлучили? – спросил тот, улыбаясь своими еврейскими глазами.

      – Так и разлучили, разрезали Господа нашего Иисуса Христа надвое.

      – Я не разумею тебя, – отвечал Полоцкий.

      – Да не вы ли на литургии возглашаете: «свят, свят, един Господь и Исус Христос!» Для чего вы прибавили «и», иже? Это все едино, что «протопоп и Аввакум»: точно протопоп особо, а Аввакум особо.

      – А! – несколько злою улыбкою протянул Симеон. – Мы не говорим – «Господь и Иисус Христос», а возглашаем – «Господь Иисус Христос».

      – Для чего тут «и»? Новшество для чего?

      – Это не новшество…

      – Как не новшество!

      – Не горячись, протопоп, выслушай меня… Ты не знаешь по-еллински и оттого споришь…

      – И знать не хочу! Вить святители Московские Петр, Алексей, Иона и Филипп не по-еллински молились, и в их книгах значится – «Господь Исус Христос», а не «Господь и Исус Христос»…

      – Да постой, потерпи, протопоп! – уговаривал его Полоцкий. – По-еллински не «Исус» пишется, а «Иисус».

      – Знать ничего не хочу! Нам еллины не указ!

      – Как не указ? – вмешался было старик Ртищев. – Мы