Неевклидовы люди. Мария Владимировна Фомальгаут

tion>

      Музыка из утюга

      – Что вы помните?

      – А?

      Кадровик смотрит на меня. Холодно. Пристально. Повторяет:

      – Что. Вы. Помните.

      – Из… из чего?

      – Вы знаете, я о чем.

      В груди становится холодно. Еще пытаюсь отшутиться.

      – Э-э-э… я на собеседование… в библиотеку наниматься…

      – Очень рад. Мы вас берем. Давайте… документы оформим. А теперь расскажите, что вы помните.

      Понимаю, что это испытание. Говорю как можно спокойнее:

      – Ничего.

      – Совсем-совсем ничего?

      Развожу руками:

      – Ну, подумайте сами, как я могу что-то помнить?

      – Значит… не помните…

      Кадровик теряет ко мне всякий интерес. Равнодушно заполняет документы.

      Что вы помните?

      Проклятая фраза не дает покоя.

      Оглядываю полупустую улицу, осторожно направляюсь в сторону крашеной девицы.

      – Э-э-э… что вы помните?

      Девица отступает в темноту ночи, натыкается на стену.

      – Я… я щас милицию позову.

      – Да что вы, я же вам ничего не это… я только спросить, что вы помните?

      Шепчет, еле сдерживается, чтобы не сорваться на крик:

      – Да ничего я не помню, отстаньте вы от меня!

      Отстаю.

      Ухожу в холод ночи, в блики фонарей.

      – Э-э-э…

      Кадровик смотрит на меня, как на… не скажу, что.

      – Подождите за дверью.

      Успеваю выпалить ему в лицо:

      – Я помню.

      – Что?

      – Вы спрашивали… что я помню. Я помню…

      – Дверь закройте. Да не с той стороны, с этой. Что. Вы. Помните?

      – Машины такие…

      Кадровик настораживается:

      – Летающие?

      – Не. В гармошку складываются, и через порталы проходят.

      – Интересно… – кадровик хмурится, – мне почему-то вспоминается, что летали машины… ну я еще маленький был, мне два года было…

      – А мне три было. Так что я лучше помню.

      – Ну-ну, хорошо вам… а ещё что-нибудь?

      – Что – что-нибудь?

      – Помните?

      – Ну вот, например:

      Там, где ветер холодный над звездами стынет,

      Застываю, дрожа,

      Застываю, дрожа,

      И скитаюсь опять день и ночь по пустыне

      Я – мираж миража,

      Я – мираж миража…

      – А дальше?

      Смущаюсь.

      – А дальше не помню.

      – Это что вообще? Песня?

      – Ну да. Из какого-то утюга услышал.

      Кадровик таращит глаза:

      – Из чего-о?

      – Из… ну, это фраза такая… Про популярную песню говорят, что она из каждого утюга звучит. Короче, где-то по радио услышал.

      – Отлично. А как радио выглядело, не помните?

      – Ну… хоть убейте, не помню…

      Просыпаюсь от дверного звонка.

      Вот так.

      Среди ночи.

      Началось.

      И не хочется вставать, и теплится чуть живая мыслишка, отсидеться, отлежаться, может, уйдут, да где это видано, чтобы они ушли…

      Снова звонят в дверь. Не понимаю, почему звонят, почему не открывают дверь так, что им стоит открыть дверь… вот так… просто…

      Подхожу к двери.

      – Это я… я…

      Женский голос. Припоминаю знакомых женщин, знакомые женщины не припоминаются.

      Открываю.

      Спрашиваю себя, зачем я открыл, правильно, заходите, люди добрые, среди ночи, берите, что хотите, да у меня и брать-то нечего. Или это эти пришли… те, которые приходят за теми, кто помнит…

      Накрашенная девка вваливается в прихожую.

      – Здрассьте.

      – Э-э-э… не вызывал.

      – Чего?

      – Не… не вызывал я вас, говорю… квартирой ошиблись.

      – Да не за этим я. Вы меня спрашивали… что я помню.

      Узнаю её.

      Вспоминаю.

      – А-а-а… вы что-то вспомнили?

      – Ну да. Я это… знаете… серьги такие были… в ушах… красивенькие такие, блестящие…

      Делаю вид, что мне интересно.

      – Только это не сережки были, это носитель информации. И еще с помощью этих сережек можно было к какой-то там всемирной сети подключаться…

      – Это у вас такие сережки были?

      – Не… у тетки какой-то видела… а мне так хотелось… мне