Чапаев. Владимир Дайнес

в помещение комитета зашел «человек с военной выправкой, среднего роста. Темнорусые крученные усы. Большая черная лохматая папаха. Форма подпрапорщика, на груди болтаются четыре георгиевских креста и две медали. На левом боку шашка, на правом – наган. Ноги обуты в ярко начищенные сапоги со шпорами.

      Лизнув языком толстые мясистые губы, кольнув меня остро блестящими зрачками глаз, вошедший спрашивает:

      – Здесь комитет партии большевиков?

      После июльских событий в Петрограде, после постановления Петроградского совета солдатских депутатов об отмене всяких знаков отличий и запрещения их ношения невольно подумалось: „Не черносотенец ли зашел громить большевиков?“ После минутного колебания я ответил:

      – Да, здесь. Вам что нужно?

      Подойдя ближе к столу, он поясняет:

      – Я вот приехал из Саратова, состоял там в федерации анархистов-коммунистов. Хочу записаться членом в вашу партию…

      Зовут меня Чепаев, Василий Иванович. Живу я на Казацкой улице, в доме 144.

      Чепаев откинул полу шинели, достал из нижнего кармана брюк царской чеканки серебряный гривенник, взял программу партии. Вставая, спросил:

      – А когда у вас собрание?

      – В субботу, вечером.

      Когда Чепаев был уже у двери, я ему крикнул:

      – Вот что, дружище, на собрание-то приходи без побрякушек, а то неловко будет.

      Отворяя дверь, он протянул:

      – Ла-а-дно-о.

      И верно, больше этих побрякушек на нем никогда и никто не видел».

      По признанию самого Василия Ивановича, пересмотру его политических убеждений во многом способствовал председатель Пугачевского (вернее, Николаевского) совнаркома.

      «– В Пугачеве совнарком был свой, и председатель этого совнаркома был парень, – ну, одним словом, настоящий, – рассказывал Чапаев. – Я ему што-то полюбился, видать, да и мне он по сердцу! Как послушаю, аж самому охота умным жить. Он-то меня, совнаркомщик, и стал выучивать да просвещать. С тех пор уж все я по-другому разумею. Да и всю анархизму кинул – сам в большевики ступил…»

      Р. Борисова, бывший секретарь Николаевского укома партии большевиков, вспоминала: «Уездный комитет партии располагался в трех комнатах бывшего купеческого дома. И в этот день они были заполнены до отказа людьми. Пришли однополчане Чапаева и рабочие с мельниц. Несмотря на дождь и непролазную грязь, приехали активисты из уезда. Стульев не хватило, присаживались на корточки, курили козьи ножки, переговаривались, ждали… Чапаева хорошо знали в уезде, всем было очень интересно, что скажет он, вступая в партию. Василий Иванович, серьезный и сосредоточенный, пригладил усы и взглянул на Ермощенко. Показалось, что Вениамин волнуется: его смуглое лицо залила краска. Принимали в партию его друга, человека, которого он подготовил к такому важному шагу».

      Так, под влиянием «совнаркомщика» в одном случае или руководителя Николаевского комитета большевиков А.А. Михайлова – в другом, В.И. Чапаев стал большевиком.