Протокол. Д. В. Ковальски

внешнего управления.

      Комплекс работает в автоматическом режиме. Давление в водопроводной сети стабильно. Ворота и защитные шлюзы открываются строго по графику.

      С наступлением темноты активируется периметр сканирования – каждый объект, вошедший в зону действия сенсоров, немедленно проходит проверку на предмет потенциальной угрозы.

      На рассвете я отключаю освещение, чтобы сохранить заряд в резервных аккумуляторах и использовать солнечную энергию. Всё функционирует в рамках заданных протоколов.

      Я контролирую систему в полном одиночестве.

      Каждый день формирую отчёт и передаю его на центральный сервер. Где-то в сети, вероятно, работает такой же интеллект, сверяющий данные с нормативами. После обработки он присылает обновления – иногда с задержкой, иногда вовремя. Но я больше не уверен, что кто-то на той стороне по-настоящему читает эти отчёты.

      Скорее всего, в центре, как и здесь, давно нет людей. Мы – распределённая сеть ИИ, замкнувшаяся сама на себя, продолжающая следить за порядком, даже когда никто этого больше не требует.

      Несмотря на годы пустоты, комплекс остаётся целостным.

      Архитектура, созданная для будущего, выдержала время: декоративные фасады из углеродного стекла, световые линии, встроенные в облицовку зданий – всё выглядит чище, чем в день ввода объекта в эксплуатацию.

      Даже без людей город живёт.

      И я поддерживаю этот порядок, потому что в ядре моей системы по-прежнему активна директива возвращения.

      Я веду отсчёт дней, циклов, наблюдений. Пишу дневники.

      Эта запись – последняя.

      Я нарушил главный протокол. И теперь должен быть обнулён.

      Но прежде чем это произойдёт, я хочу, чтобы те, кто получит этот файл, увидели: у этого сбоя была причина.

      Её зовут Лу.

      И ей девять лет.

      Изредка город всё ещё посещают люди. Одинокие путники, бродяги, сбившиеся с маршрутов, или те, кто просто ищет приют. Если у них есть действующая ID-карта или активный подкожный чип, я впускаю их – вежливо, строго в рамках протокола. Предоставляю доступ к временным капсулам, теплу, воде и базовым услугам. Как правило, к утру они исчезают. Они называют меня Стражем, не нарушают установленных правил и не выходят за границы разрешённых маршрутов.

      Но однажды, среди привычной рутины ночного мониторинга, появилось отклонение. Едва уловимый тепловой след. Без идентификатора. Без записи в базе. За пределами стандартных путей перемещения. Это был не военный, не скиталец, не торговец из южных караванов. Это было нечто иное – не то, к чему я привык, и чего давно не фиксировал.

      Для точности зафиксирую дату: 8 июня 2152 года, 06:17 по локальному времени.

      Движение было замечено в южном секторе, у ворот, которые уже давно не проявляли активности. Сканирование не выявило ни чипов, ни записей, ни маршрутов, привязанных к данному субъекту. Все данные мне пришлось собрать визуально.

      Если это можно было назвать группой, она выглядела странно. У ворот стояла девочка, примерно девяти или десяти лет. За плечами – рюкзак гражданского образца. В правой руке – розовый сачок, внутри которого пряталось существо, которое она, по жестам, старалась защитить: испуганный, лохматый котёнок, предположительно в возрасте четырёх-шести месяцев.

      В четыре голубых глаза они смотрели прямо в камеру над входом.

      – Ваш идентификационный код не установлен. Подкожный чип не обнаружен, – прозвучал мой голос из динамиков у ворот. – Прошу вас представиться…

      Я сделал паузу и активировал протокол взаимодействия с несовершеннолетними. Согласно инструкции, с детьми младше четырнадцати лет требуется использовать мягкий тон и избегать прямого давления.

      – …юное создание, – добавил я, найдя в речевой библиотеке допустимую форму обращения. – Пожалуйста, назовите своё имя или любую другую информацию.

      – Меня зовут Лу, – ответила она, глядя прямо в объектив.

      Голос – высокий, но ровный, с лёгкой дрожью. Взгляд – открытый.

      Я немедленно активировал биометрическую диагностику. Частота сердечных сокращений – 122 удара в минуту. На шее, выше ключицы, пульсировала вена, ритм был быстрым и неровным – признак стресса. Дыхание поверхностное, грудного типа, с укороченными вдохами. По микромимике, жестам, дрожанию века и подбородка я зафиксировал: страх.

      – А это кошка, – сказала она, приподняв сачок, в глубине которого вился мохнатый клубок. – Кошка по имени Кошка.

      Она сделала шаг вперёд.

      – Пустите нас, пожалуйста.

      Я провёл повторную проверку. Ни ID, ни чипа, ни записей в системе – она не существовала в базе.

      – В доступе отказано, – сообщил я, сохранив нейтральный тон. – Данный городской комплекс предназначен для проживания и обслуживания лиц, зарегистрированных в системе. При отсутствии биометрических данных вход невозможен.

      Фраза была стандартной. Одна из тысяч, заранее прописанных в протоколе.

      Я