Мудрый Гиллель. Еврейские притчи и сказки. Григорий Саркисов

ro

      Двести зуз

      Давным-давно, во времена такие древние, что уже и не упомнить, жил в Ашкелоне человек по имени Гиллель. Славился он не только мудростью, но и долготерпением. Начнет, бывало, жена его, Равула, скандалить, а он только головой кивает, – мол, права ты, Равула, твоя правда.

      – Твердый мужчина – как железный прут, – говорил он в таких случаях сам себе. – Сломать его невозможно, вот Равула меня и пилит…

      Словом, золото человек был, – ни разу в жизни ни с кем не поругался!

      И вот однажды два его соседа, Аарон и Елисей, заспорили, – можно ли рассердить Гиллеля?

      – Если я его рассержу, ты дашь мне четыреста зуз, – сказал Аарон.

      – А если я его рассержу, – ты дашь мне четыреста зуз, – сказал Елисей.

      Ударили по рукам, и пошли к дому Гиллеля. А была пятница, и Гиллель как раз в это время только в ванну залез, чтобы к субботе помыться. Сел он в ванну, а тут крик с улицы:

      – Гиллель! Гиллель!

      Оделся Гиллель, вышел на улицу:

      – Что угодно тебе, сын мой?

      – Хочу задать тебе один вопрос, – говорит Аарон. – Отчего у вавилонян головы неправильной формы?

      – Потому что у вавилонян нет хороших повивальных бабок, – отвечает Гиллель с улыбкой.

      Ушел Аарон несолоно хлебавши. Гиллель опять в ванну залез. Только мыться начал, – опять кричат:

      – Гиллель! Гиллель!

      Это Елисей к нему пришел. Оделся Гиллель, вышел на улицу:

      – Что угодно тебе, сын мой?

      – Хочу задать тебе один вопрос, – говорит Елисей. – Отчего у тармудян глаза больные?

      – Оттого, что они в песчаной пустыне живут, – отвечает Гиллель с улыбкой.

      Ушел Елисей несолоно хлебавши. А Гиллель опять в ванну залез. Только мыться начал, – опять крики:

      – Гиллель! Гиллель!

      Оделся Гиллель, вышел на улицу, смотрит, – там Аарон с Елисеем дерутся.

      – Почему вы деретесь? – спрашивает Гиллель.

      – Мы деремся из-за тебя, – кричат Аарон с Елисеем, продолжая мутузить друг друга. – Мы поспорили, что сможем тебя рассердить. Скажи, на кого из нас ты рассердился?

      Подумал Гиллель, и сказал:

      – Давайте я с вами по одному поговорю.

      Отвел в сторонку Аарона, и спрашивает:

      – А на что ты поспорил с Елисеем?

      – На четыреста зуз.

      – Хорошо, – говорит Гиллель. – Я скажу Елисею, что ты меня рассердил, и он даст тебе четыреста зуз. Но за это ты дашь мне сейчас двести зуз.

      Согласился Аарон, – все же какая-никакая, а прибыль получится, – и тихонько сунул Гиллелю двести зуз.

      Потом Гиллель отвел в сторонку Елисея, и спрашивает:

      – А на что ты поспорил с Аароном?

      – На четыреста зуз.

      – Хорошо, – говорит Гиллель. – Я скажу Аарону, что ты меня рассердил, и он даст тебе четыреста зуз. Но за это ты дашь мне сейчас двести зуз.

      Согласился Елисей, – все же какая-никакая, а прибыль получится, – и тихонько сунул Гиллелю двести зуз.

      Гиллель подошел к Аарону, и шепнул ему на ухо:

      – Ты меня рассердил!

      Потом подошел к Елисею, и шепнул ему на ухо:

      – Ты меня рассердил!

      И ушел в дом. Залез в ванну, моется, а с улицы крики, шум, – Аарон с Елисеем дерутся.

      Но Гиллель к ним выходить уже не стал.

      – Пусть, – говорит, – дерутся, раз хотят, я сердиться не буду!

      Как Гиллеля подменили

      В тот день, когда родился Гиллель, римский прокуратор издал указ, воспрещающий евреям совершать обряд обрезания.

      – Мыслимо ли повеление Господа нашего нарушить, а приказание этих нечестивцев исполнить? – сказал себе отец Гиллеля, богобоязненный Агав.

      И, не колеблясь нисколько, совершил обрезание новорождённого.

      Узнал об этом римский наместник в Ашкелоне. Призвал к себе Агава, и кричит:

      – Как дерзнул ты нарушить повеление кесаря и его прокуратора?!

      – Я исполнил повеление Бога, – ответил Агав.

      – Раз так, я отправлю твою жену Лию и младенца в Ерушалаим, пусть прокуратор решит, как с ними поступить.

      И отправил Лию с маленьким Гиллелем в Ерушалаим.

      После целого дня пути остановилась мать с ребёнком на ночлег в доме одного знакомого римлянина. У этого римлянина тоже был новорождённый сын, которому отец дал имя Антонин. Мать Антонина была дружна с Лией.

      – Почему ты все время плачешь? – спросила она гостью.

      – Кесарь запретил делать обрезание, а мы с мужем не послушались, и вот везут меня с ребёнком к прокуратору.

      Услышав это, римлянка говорит:

      – Возьми с собою