Падение к тебе. Далия Линд

сердит или возбужден. Светлые, почти пастельные, небесно-голубые, когда он был счастлив или взволнован. Жаль, что за время, проведенное вместе, я видела этот небесно-голубой оттенок слишком редко.

      Я стояла посреди горы вещей, уставившись на постер, который висел передо мной. Ноги будто приросли к полу. Сердце бешено колотилось. На лбу выступили капли пота. Он всегда находил способ забраться мне под кожу. Чертов Тео. Женщина слева от меня торговалась с продавщицей за кружку ценой в два доллара. Ребенок справа копался в огромной картонной коробке с мягкими игрушками и хихикал, разглядывая медвежонка с отсутствующим глазом. Парень позади меня поднимал гантели и демонстрировал блестящие от пота мускулы. Все это исчезло из моего поля зрения, пока я играла в гляделки с Тео. Он побеждал, как и всегда.

      – Ты фанатка «Ноуздайв»2? – Голос вырвал меня из мыслей, и я наконец отвела взгляд от лица Тео. Продавщица избавилась от торгующейся женщины, и по широкой улыбке покупательницы было понятно, что та все-таки сбила цену кружки минимум наполовину. Я пожала плечами, не зная, как ответить. Была ли я их фанаткой? Или просто человеком, который потерял год своей жизни, работая на них?

      – Не совсем, – тихо ответила я, снова посмотрев на постер.

      – Я была огромной фанаткой Лии, даже покрасилась в блондинку и сделала розовую прядь, как у нее, – рассмеялась продавщица. Я посмотрела на ее черные волосы и улыбнулась. Лия действительно вдохновила целое поколение девчонок стать блондинками, даже ценой их волос. Я снова посмотрела на красивую блондинку на постере – ее ладонь лежала на груди Тео, а сама она наклонилась к нему, словно шепча на ухо. Лия была самой красивой женщиной, которую я когда-либо встречала, и, вероятно, самой красивой, которую я когда-либо встречу.

      – А еще я была без ума от Нила. Пока не поняла, что он – тот еще фрукт.

      Я перевела взгляд на высокого рыжего парня на постере, у которого из кармана торчали барабанные палочки. Даже здесь он выглядел так, как будто с трудом сдерживает улыбку. Наверное, на него кричали, чтобы он перестал лыбиться и был серьезным хотя бы минуту. Возможно, это была я. Обычно это была я. Я уже и не помню эту фотосессию – со временем все они слились в моей памяти.

      – Думаю, Хантер здесь выглядит лучше всех, – сказала я, вызвав улыбку у продавщицы. Мы обе уставились на симпатичного молодого человека, сидящего на полу и погруженного в свои мысли. Черные кудри спадали на лицо, смягчая резкие черты. Он тогда был очень худым.

      – Не Тео? Разве не он был предметом всеобщего обожания? – спросила продавщица, будто пытаясь вспомнить. – Или это был Хантер?

      – Нет, это был Тео, – автоматически ответила я. Продавщица рассмеялась, а я отвернулась от постера, притворившись увлеченной кособокой керамической вазой на ее столе.

      – Забирай постер. Отдам бесплатно, раз уж ты тоже фанатка, – тепло сказала продавщица.

      – Мне не нужно, – покачала я головой, крутя вазу в руках.

      Продавщица сняла постер со стены гаража, свернула его в рулон и протянула мне. Я уставилась на нее, сжимая керамическую вазу в руке.

      – Правда, я не фанатка.

      – Просто возьми, Эмеральд, – с мягкой улыбкой сказала продавщица, и у меня от удивления расширились глаза.

      – Откуда вы знаете мое имя?

      – Я же говорила, я была их фанаткой. Следила за ними. Все знали ассистентку Тео.

      Ассистентка Тео… Будто это было в другой жизни, хотя прошло всего пять лет. Я нерешительно протянула руку, и продавщица вложила свернутый постер мне в ладонь.

      – Как думаешь, они когда-нибудь снова соберутся? – спросила она с надеждой в глазах.

      Я вздохнула, подбирая ответ и запихивая свернутый постер в рюкзак.

      – Маловероятно, – ответила я. Группа ушла в крутое пике много лет назад. Как и мы с Тео. Иногда все это кажется сном, как будто это все было не со мной.

      ***

      – Ну все, я в полной заднице. Нет, не просто в заднице – королевски облажалась. Мне больше никогда не найти работу в этом городе. Единственный способ здесь устроиться – это отрастить бороду и сменить имя на что-нибудь нелепое, например, «Оливер», – я откинулась на спинку стула напротив моего университетского друга Оливера. Он фыркнул на последней фразе, и кофе, который он пил, пошел у него носом. Нам было по 22, мы оба год как закончили Бруклинский колледж и стали бакалаврами журналистики.

      Оливер работал репортером в «Нью-Йорк Таймс», а меня только что уволили со второй в жизни работы – подросткового онлайн-журнала «Габбер». Да, «Пулитцера»3 не заработаешь, но платили они прекрасно. Оливер вытер лицо салфеткой, поставил чашку на стол и посмотрел на меня с недоумением. Мы сидели в кофейне на Манхэттене, и Оливер был единственным человеком, с кем я могла поговорить и единственным другом, который у меня остался после этой заварушки.

      – Ты, блин, слышишь себя вообще? Ну не перегибай. Что ты там натворила? – отмахнулся он. – Я поговорил со своим шефом, и он мне сказал, что в «Хэндс-офф» появилось новое

2

Ноуздайв (Nosedive) – резкое и быстрое падение, пике.

3

Пулитцеровская премия – престижная американская награда за достижения в журналистике и литературе.