По прозвищу «Сокол». Том 3. Алекс Рок

всё ради того, чтобы в это прошлое не возвращаться.

      – Период такой?

      – Что? – я часто заморгал, она у меня почти с языка это сняла. Оксанка зябко поёжилась, зевнула и зажала руки меж бедёр.

      – Мама так говорила. На неё иногда… находило. Невозможно же ненавидеть всегда. Иногда она превращалась в добрую, менялась на глазах, плакала и каялась. Словно осознавала, что творит со мной. Я… сперва радовалась, думала, в ней просыпается материнский инстинкт. Только после она становилась ещё злее, словно желала отомстить за ту пробившуюся искорку любви ко мне. Дать и отобрать втройне. Ты также?

      Она подняла на меня взор, а меня пронзило холодом. Я вдруг понял, что мне совершенно нечего ей ответить. Звонок, грянувший словно набат, чуть не заставил подпрыгнуть и стал моим спасением. Тихо извинившись перед дочерью, встал и двинул открыть дверь.

      Увы, у спасения был привкус Оксанкиной правоты…

* * *

      Сашка приехал без напарника. Милицейский «бобик» нового образца, два СТО-ража в подмогу. Вооружены, словно я собирался бежать.

      Оксанка кусала губы, глядя на полицейского, и не знала, что делать дальше. Болталась где-то посредине того, чтобы схватить меня за руку и никуда не отпускать, и между тем, чтобы вывалить весь наш с ней разговор как на духу.

      Мне хватило ума забыть о сегодняшнем свежем допросе. Сашке хватило ума не устраивать из всего этого нелепого представления с криками, наручниками и заламыванием рук. Оксанке хватило ума, чтобы сложить два и два. И откуда только мы все такие умные взялись?!

      Сашка глянул на девчонку, приветственно, но равнодушно кивнул, сняв фуражку. Сказал, что я прохожу свидетелем по делу о хищении в «Майнд-тек», и сегодня они без моего участия не обойдутся.

      Думал, у девчонки отляжет от сердца, но она как будто напряглась ещё больше. Едва за мной захлопнулась дверь, как я протянул руки. Не зря же он притащился с браслетами…

      – Клоунаду не устраивай, – раздражения в нём было на троих. Вызвали лифт.

      Мегера выглядывала из своего окошка, словно затаившаяся мышь. Я ждал от неё злословия или злорадства. Обиднее всего, что вместо яда слов в её глазах мне виделась человеческая жалость.

      Даже не знал, что она на такое способна.

      – Ты сказал, «свидетель». Что-то изменилось?

      – Почти. Садись. Не для всеобщих ушей.

      Арестантский отсек в машине был звукоизолирован. Злопыхатели и любители европейских свобод любили кричать; это для того, чтобы никто не слышал плача несчастных, когда их будут пытать.

      Сашка пытать не собирался, залез за мной следом. СТО-раж захлопнул за нами дверь.

      – Твои приедут прямиком в отделение. Твой адвокат выделил нам ровно час на всю процедуру. Минут пятнадцать ехать будем. Закуришь?

      Он распечатал пачку сигарет, я покачал головой, не до этого. Следователь пожал плечами и задымил.

      – Ты ведь неспроста один. Где твой резвый и прыткий?

      – Его убили, Лёха.

      – И ты так спокоен?!

      – Если бы волнением можно было оживлять,